Внутри неё бушевала буря, но не из разрушительных сил, а из тревоги и неопределённости. Вспоминая бабушкины сказки об угасающей магии, она остро ощутила свою уязвимость. Она хотела проанализировать ситуацию, но собственные страхи, словно густой туман, застилали ясность, оставляя её одинокой в пространстве неопределённости. Её попытки сосредоточиться были тщетными. Каждый неудачный взмах рукой, каждое непроизнесённое слово, словно маленькие удары по её душе, ещё больше усиливали нарастающую пустоту.
Она чувствовала себя не всемогущей феей, а хрупким цветком, готовым увянуть под безжалостным взглядом надвигающегося шторма. Тревога, словно хищная лиана, обвивалась вокруг ее сердца, вызывая не только страх, но и горькое разочарование. Это было не просто падение, а разрушение мира, который она знала. И эта потеря не только магии, но и уверенности подтачивала ее изнутри, оставляя после себя лишь горький привкус бессилия.
Гримм, наблюдая за Люмиэль, почувствовал, как внутри него поселяется неприятный холод, словно кто-то провёл ледяной рукой по его внутренностям. Это было не просто беспокойство, а тяжёлое, гнетущее чувство, предвестник бури, от которой негде укрыться. Его глаза, обычно пылающие, как два горящих угля, сейчас потускнели, словно отражая тяжесть его размышлений. Он не понимал, что происходит, и это неведомое пугало его сильнее, чем любое известное ему сражение.
Он видел, что Люмиэль, обычно такая подвижная и лёгкая, сейчас словно застыла, как маленький напуганный зверёк, ожидающий нападения. Сердце, когда-то твёрдое, как камень, сжалось, и он впервые ощутил тяжесть, которую обычно несли другие. Ему хотелось защитить её, оградить от всего, но он не знал как. Он был бессилен перед этой невидимой угрозой. Эта беспомощность вызывала в нём раздражение, смешанное со страхом, как будто что-то важное ускользало у него из рук.
Его голос, обычно громкий и уверенный, сейчас звучал тихо и неуверенно, словно он боялся спугнуть призрака. Он задавал вопросы, не ожидая ответов, а скорее пытаясь понять, что происходит в её душе. Слова были неуклюжими, как неловкие прикосновения, и он впервые понял, как сложно выражать чувства, особенно те, которые не являются яростью или гневом. Он ходил вокруг неё, словно большой зверь, заблудившийся в чужом лесу, не зная, чем помочь.
Он хотел воспользоваться своей силой, но понимал, что она бесполезна. Его огонь, всегда готовый к действию, теперь разгорался с трудом, как будто утратил часть своей мощи. Он скреб когтями землю, словно пытаясь вырвать из неё хоть какую-то подсказку, но находил лишь камни и корни деревьев. Ему не хватало понимания, знаний, которые были важны, и это понимание пугало его ещё больше, чем сама ситуация.