Один напал на нее сзади, стукнув по затылку резиновой тонфой, другой повалил на землю, срывая одежду. Она была красивая. Но она не кричала, только слабо пыталась высвободиться из сковавших ее «объятий» мучителей. А Мария просто стояла, оцепенев от ужаса. Желудок наполнился тяжестью, а сердце покрылось коркой льда. Пока они терзали ее плоть раз за разом, снова и снова, она просто стояла там…
В это самое мгновение мир перестал существовать в трех измерениях и словно бы распался на множество пикселей, разлетелся, как осенние листья, в разные стороны. Мир был разорван на множество кусочков.
Они бросили девушку в темном переулке с разбитой головой и искалеченной добродетелью. Никто не говорил об этом, все хранили жуткое молчание, и это было страшнее всего.
Мария сняла выглаженную форму и фуражку. И больше никогда не надела. Она ушла, сбежала, поджав хвост, зализывать раны, сменила имя. Не хотела больше этого размалеванного – «Мария». Ее имя представлялось ей теперь испачканной салфеткой, грязной. Она взяла теперь имя почище и разорвала веру в свои идеалы, как художник рвет неудачные наброски. Разорвала на мелкие кусочки. Но не забыла. Заставляла себя помнить об этом. Снова и снова резала свое сердце.
Перейдем сразу к делу. Я движим целью узнать, куда исчезают люди. Они пропадают бесследно, их портреты в немом вопросе глядят на меня со столбов. Они никогда не вернутся домой. И моё жаждущее узнать правду сознание рисует картины жутких преступлений, или, может быть, невиданной никем смерти, и даже потусторонних миров, колодцев, скрытых от взоров, дверей, открывающих вход, но не выход.
Вы когда-нибудь были свидетелем собственной смерти? Нет? Я был. Я и сейчас наблюдаю это. Я вижу, как мое тело опускают в безымянную могилу. Мне всё простили, ведь я создал мечту. А потом уничтожил ее. Говорят, самое благородное, что можно совершить для своих любимых, – это убить их. Тогда мы живем в самом милосердном из миров.
Я вижу, как моя сестра оплакивает меня и собирает вещи. Но я же здесь. Я рядом. И всё-таки мы далеки друг от друга.
Хочу прояснить кое-что: меня никогда и не было. Я умер в тот самый день и час, когда появился на свет. Звучит, наверное, невероятно. Хотя я не знаю, что у вас, у потомков, будет считаться вероятным. Возможно, война, которую мы ведем сейчас за собственные души, никогда и не будет выиграна. Об этом мне снились кошмары. Просыпался в холодном поту и захлебывался собственным ужасом. Какое, должно быть, печальное зрелище. Я омерзителен, потому что осознаю, что ничего не могу сделать в одиночку. Но это мой шанс. Точнее, шанс для тех, кто будет просыпаться завтра. И не от кошмаров. А от солнечного света, бьющего в окно, продирающегося сквозь плотные завесы невежества, страха и одиночества.