Зал гибридной реальности представлял собой капсулу, где физический мир растворялся в цифровом. Стены, пол и потолок, покрытые матовыми металлическими панелями, служили безупречным холстом для световых проекций. Микроскопические светодиоды создавали голографические формы, которые висели в воздухе, полупрозрачные и переливающиеся. В центре комнаты парила объёмная схема Бездны и пещеры Махпеллы в ней, словно вырезанная из тёмного стекла и сияющих точек – кораблей «Генекс» и судов Картеля, застывших в момент сражения.
Теос, в бесподобном пальто с синими вставками, с тростью в руке, стоял неподвижно, изучая свершившуюся катастрофу. Его взгляд был холодным и отстранённым, гибель людей не затрагивала его чувств, он лишь наблюдал за произошедшим действием, унёсшим тысячи жизней.
Рядом с ним, создавая разительный контраст, замер Энрико Спиноза. Его тело покрывала короткая накидка-капа из матово-чёрного материала с алым подбоем – плотной, бесшумной ткани, отталкивающей влагу и пыль. Из-под неё виднелись высокий воротник и пышные рукава белоснежной рубашки – архаичный элемент, словно скопированный с портретов испанских грандов XVII века, но сшитый из дорогостоящего биополимера, идеально сохраняющего форму даже в экстремальных условиях, её носили как знак отличия, под стать видению высших членов Картеля, предпочитающих традицию языку власти. Голову украшала чёрная шляпа с широкими полями и красной окантовкой, один край был эффектно загнут вверх; к тулье крепилось крупное алое перо, будто вырванное из крыла огненной птицы. Из-под её полей на Теоса смотрели глаза глубокого аметистового цвета, словно пара сияющих звёзд, окутанных вуалью сине-фиолетовой туманности. Его ухоженная эспаньолка подчёркивала утончённые черты лица, но не скрывала тонких шрамов-интерфейсов вдоль линии челюсти – следов интеграции имплантов. На широком поясе из чёрной кожи, рядом с парой изящных, но смертельно эффективных пистолетов в ножнах с тонкой серебряной гравировкой, покоилась рукоять «La Sombra de la Rosa» – скьявоны со сложной кружевной гардой, отполированной до зеркального блеска. Вид Энрико, хоть и напоминал архаичную эстетику испанского золотого века, оставался ультрасовременным, под стать его эпохе, где даже традиция служила технологией влияния, лишь некоторые детали, вроде кроя рубашки или драпировки плаща, выбивались из стилистики современности, но не разрушали её, а лишь акцентировали внимание на индивидуальности и статусе. Герцог преступного мира, облечённый кодексом чести благородного разбойника и выделявшийся оттенками своего клана: чёрным, белым и цветом крови.
