21 марта, среда, вечер. Лос-Анджелес
– Пако, чувак, давай еще разочек…
– Эх, бабью би, пригалупил би лубую, лиш би всие нужное на миеста бьило…
– Ты красавчик, Пако, давай бахнем, помнишь, как я тебя учил? – я взял в руку наполовину заполненный водкой граненый стакан и отсалютовал им коренастому латиносу.
– За нас, за фас и за спечнас… ядрон батон!.. – Пако Родригес лихо брякнул гранчаком о мой стакан и одним духом выпил водку, потом совершенно по-русски крякнул и полез вилкой в тарелку с квашеной капустой.
Две бутылки ледяной «Посольской», квашеная капуста, соленые огурчики, нарезанное соленое сало, с аппетитными розовыми прожилками мяса, нежнейшая селедка, пучок зеленого лука, чеснок и настоящая докторская колбаса. Да, совсем забыл, горка толстых ломтей свежайшего «Бородинского». Два мужика с удовольствием выпивают и закусывают. Традиционная картина для России, так знакомая всем мужчинам, населяющим ее просторы, вот только в эту традиционную картину немного не вписывается мой собутыльник. Невысокий коренастый латинос, весь покрытый татуировками, определяющими его путь и иерархию в одной из самых зловещих и многочисленных латинских банд Лос-Анджелеса. В банде «Mara Salvatrucha», что в примерном переводе означает «Сальвадорские бродячие муравьи». В банде, которая держит под собой треть всего наркобизнеса в городе ангелов. В банде, которая является прямым союзником наркокартеля Синалоа. Да много чего эта банда делает, всего не перечислишь. Пако занимает в ней довольно высокое положение, а точнее – руководит мексиканским ответвлением «Rempart Street Locos».
Приезжает он ко мне на затюнингованной до невозможности «Тойоте Мега Крузере» и всегда в компании с тремя накачанными братками-телохранителями, с традиционными «Микро-Узи», под застегнутыми до верха рубахами навыпуск. Да, совсем забыл сказать, дело таки и происходит в Лос-Анджелесе. А сидим мы с Пако в ангаре, на охраняемой частной территории в промышленном районе.
У Родригеса запиликал мобильник, он его включил, и сразу динамик разразился женской гневной скороговоркой на испанском языке. Язык я понимаю с пятого на десятое, только учусь, но сразу стало ясно, что звонит мать Пако. У мексиканца при ее звонках лицо всегда принимало выражение нашкодившего школьника.
– Si, mamita… – покорно согласился с мамой Пако и отключил телефон. Потом обратился ко мне, уже перейдя на английский язык: – Алекс, мне надо ехать. Обещал маме. Ничего не поделаешь. Да и в городе чертовщина какая-то начала твориться.
Тут действительно ничего не поделаешь, родственные корни у латиноамериканцев, особенно у недавно приехавших в Штаты и не успевших американизироваться или проживающих в национальных кварталах, превыше всего. Кроме, конечно, своей банды. У них даже есть поговорка: «Жизнь мне дают Бог и мать, но принадлежит она банде».
