-Что милая, дверь то сегодня закрывать будем?
– Сейчас гляну… нет, не будем, ничего, как обычно.
Избушка обдувалась тёплым ветром, луна качала фонари и уходящая вдаль дорога потихоньку растворилась до утра. Теперь всё отдыхало и только эфир послойно отражал всё чужое и не нужное далеко за горизонтом.
И тишина… послойная, звонкая, с цикадами и шелестом купюр. Сон был крепким, но чутким. Женщина вдруг проснулась. Всплеск света, короткий и глухой, не как от падающих звёзд, когда он звонкий.
Странно, подумала она, кто бы это… Обычно она никогда не ошибалась, её внутреннее чутьё было безупречным, если прислушавшись к своему внутреннему датчику она не ощущала тревоги, то значит на ближайшие время суток, час или событие ничего и не могло побеспокоить её и её судьбу. Она села и прислушалась… Нет, кто- то, что- то проскочило, принеся неприятные вибрации, тонкие, спрятанные, но такие неживые, как от ящика с гвоздями или патронами.
– Антошка! Вставай! Пойдём копать картошку! – голос был трубный как у сирены, это была тревога и она толкала в бок спящего рядом мужчину, коренастого, плечистого и наверно не очень высокого, пока он лежал его рост был недоступен. Оба были в одинаковый кружевных сорочках, одного фасона, но у неё она была розовой, а у него зелёной. Ночной колпак был только у него, с кисточкой.
– Что Машуня, тревога? – сонно вопросил Антошка.
– А как же, обязательно, которую ночь почивали без происшествий, скучно стало.
– А, ну да. Ну да, опять надеюсь учебная, а то мне такие рогалики с повидлом приснились, я уже понадкусывал половину, просто знаю я тебя, проснусь на минутку по надобности, вернусь, нет уже ничего, только ты сопишь сладко, поцелую в щёчку липкую, но это уже совсем не те рогалики.
– Нет Тошик, не учебная, кто- то прошёл сквозь нашу избушечку, вонючий такой, когда светится.
– Аааа, ну это ничего, территория охраняется злыми собаками, завтра на косточках им сэкономим.
– Тоша не зли мою красоту, молчат собаки, а у них вечная бессонница, они не проспят. Они по ночам особенно голодные, они не пропустят. А они молчат. И я укладываясь посмотрела, никого не должно было быть, а я тебе не бюро прогноза погоды, никогда не ошибаюсь. Вставай Антонио, пойдём осматривать территории, а то нас самих на косточки собачкам отправят, может опять начальство для проверки диверсантов прислало, не обнаружим, тогда сам знаешь пойдём охранять сады Эдема в сотворении мира.
Они встали быстро, переодеваться не стали, зачем, из живого рядом только собачки, а температурные скачки им безразличны, не из крови они и плоти, хоть и живые, они существа без материальных тел, а потому гораздо свободнее во многом, но не во всём, от чувства ответственности за доверенное им дело, свободы у них не было. Избушка стояла на пороге портала по входу и выходу с Земли всего живого и не очень, но бестелесного, то есть различного душевного и эмоционально- чувственного материала, субстанций, станций и прочего, расселяемого потом по телам, предметам и объектам. Встали и пошли по одной следовой полосе, но в разные стороны. Именно пошли, это было формой, положено для порядка ещё издревле, начальством велено, нести службу в форме тела существа разумного, обитавшего на месте службы караула охраны. Вот и ходили они телами людей, тело женское и тело мужское, он Антон, она Мария. Но от долгого, точнее безвременного времени нахождения на посту, переняли они и прочие особенности обитателей материальных тел, был Антон мужичком бравым и скорее военным, а Мария была женой его, женщиной, бабой боевой и руководившей своим любящим мужчиной, но то же не была лишена привязанности к нему и даже нежности.
