Вечереющий город походил на россыпь драгоценных кристаллов или на пригоршню золотистой пыли поверх бесконечного полотнища чёрной воды. Тропическую летнюю жару, как и всегда в это время суток, давно сменила сырая сумеречная прохлада; напоённый запахом океана предгрозовой воздух был прозрачным и солоновато-сладким на вкус, словно свежая кровь, а низко нависшие облака казались в свете почти уже закатившегося солнца то розовато-медными, то густо-багряными, будто тлеющие угли.
Вынырнувшая из-под самых облаков могучая птица сделала плавный круг над широким трёхрукавным заливом, с интересом разглядывая с высоты крошечные рисовые зёрнышки ползущих по нему паромов и яхт, а потом стремительно спикировала вниз и на несколько секунд зависла в воздухе над похожим на гигантский карандаш высотным зданием, которое было густо усеяно подрагивающими в сумерках оранжевыми огоньками.
Её цель находилась где-то внутри. Птица чётко чувствовала это по едва заметным переливам знакомых неслышных вибраций, почти не изменивших своего рисунка с тех пор, как она увидела цель в самый первый раз: напряжение, волнение, на мгновение проступающие на их фоне неуверенность и почти что опаска, и снова – трепет, ожидание, жадный интерес, потерянность, робость…
Вкусно…
Птица слегка напрягла послушно изменившееся зрение, вглядываясь в светящиеся окна на последних этажах высотки, и в её сознании тут же вспыхнул отчётливый мысленный образ: просторный отельный номер, залитый тусклым желтоватым светом от маленькой настольной лампы-глобуса, королевских размеров кровать, застеленная синим атласным покрывалом, лепестки каминного пламени на беззвучно мерцающей плёнке телемонитора на стене…
На стуле напротив широкого панорамного окна сидела полноватая темноволосая молодая женщина в коротеньком махровом халате. Её босые ступни с фиолетовым лаком на аккуратно наманикюренных пальчиках были составлены вместе, обнажённые руки с едва заметной гусиной кожей от налетающего с улицы вечернего ветерка спокойно лежали на коленях, глаза на белом как фарфор лице были закрыты.
Бесшумно рассекая тяжёлый влажный воздух, птица подлетела ближе и присела на металлические перила длинного полукруглого балкона; на миг распахнувшиеся исполинские крылья подняли секундный шквальный ветер, со стуком захлопнувший приоткрытую балконную дверь.
Сидящая вздрогнула, резко открыв глаза, но огромной птицы она, конечно, разглядеть не могла.
Вернее, птицы уже и не было вовсе – на балконных перилах замерла, присев на корточки и расслабленно опёршись локтями о согнутые колени, еле различимая в сумерках человеческая фигура.