«Свобода – не отсутствие цепей, а сила сказать «нет» тогда, когда кажется, что выбора нет».
Меня уволили по статье. Статья – как клеймо, как проклятие.
Причина – опоздание. Двадцать семь минут.
Никто не спросил, почему. Никто не выслушал.
Просто – увольнение. Без права на оправдание. Без права на ошибку.
Мне предложили сделку:
Поехать туда, куда едут не по желанию, а потому что выбора больше нет.
На войну.
Взамен – чистая трудовая книжка.
Пустая строка вместо жирного пятна.
Человеческое лицо вместо "дисциплинарно уволенной".
Я выбрала войну.
Я стояла у окна с телефоном в руке. Артур не брал трубку.
Второй гудок.
Третий.
«Да?» – его голос был сонный, смятый, будто он только что проснулся или, может, уже давно перестал ждать моего звонка.
– Прости. Мне надо ехать.
– Куда?
– Я не могу иначе. У меня нет выбора.
Тишина. Словно между нами пролегла пропасть, и слова падали в неё, не долетая.
Я хотела сказать, что люблю его. Что мне страшно. Что это неправильно.
Но сказала только:
– Прощай.
Война пахла металлом и пылью. Она начиналась не с выстрелов, а с униформы.
Ты надеваешь чужую одежду – и становишься другим человеком.
Ты входишь в чужой автобус – и уезжаешь не туда, а отсюда.
Ты смотришь на других – и понимаешь, что никто из них тоже не хотел быть здесь.
Когда я вернулась, он ждал меня.
Артур стоял у края платформы, как будто и не сдвигался с места всё то время, что меня не было.
Я увидела его – и сердце дало трещину.
Я бросилась к нему, обняла так крепко, как будто могла склеить себя обратно только через него.
И заплакала. Слёзы были солёные, горячие и стыдные.
Он не спрашивал, что было. Не упрекал.
Он просто держал меня.
Это было всё, что мне было нужно.
Это было не похоже на боевую операцию.
Скорее – на тихий ужас. Медленный, вязкий, липкий. Как сон на грани паники.
Мне дали приказ:
"Выведите детей из школы. Главное – чтобы вас никто не заметил."
Никаких подробностей.
Только карта. Здание школы. Красный крест – «вход».
Чёрные стрелки – «наблюдаемые зоны».
Я сразу поняла, что через главный вход – нельзя.
Враги были повсюду. Не в камуфляже, не с автоматами – в серых одеждах, с пустыми лицами, с глазами, в которых не было отражения.
Мы выбрали окно.
На втором этаже.
Класс географии.
Дети были тихие. Непривычно тихие. Смотрели на меня, как на последнюю точку спасения.
Никто не плакал.
Это было страшнее криков.
Один за другим, мы спустились по пожарной лестнице. Я первая. Потом девочка с рюкзаком в форме пингвина. Потом остальные.
Мы перебрались к внутреннему двору. Там – забор. Высокий, но не бетонный. Металлический.