Ужасные энергии – то, что зовется Злом –
суть циклопические архитекторы и пролагатели
путей гуманности.
Фридрих Ницше
Первым вернувшимся ко мне ощущением была боль. А, может, наоборот: она, внезапно покрывшая меня своим беспросветным одеялом, постепенно отступила и оставила мою душу содрогаться в болезненных корчах, заменивших ей мир. Боль ощущалась везде – во мне и вокруг меня, сверху и снизу, справа и слева. Все мое существование внезапно превратилось в сплошную жгучую боль, одного упоминания о которой я боялся больше, чем адского огня. А вот теперь я жил ею и не мог никак избавиться от нее, стала частью моего жалкого существа. Господь даровал мне эту муку и мне пришлось сжиться с нею. Другого пути не было. И в награду за это, сквозь пелену огненных мерцаний и грохочущих в ушах звуковых каскадов, ко мне стали пробиваться и иные чувства.
Я будто снова нарождался на свет.
Сквозь феерическое мерцание боли прорвались другие звуки и проредили ее пульсирующую настойчивость. Никогда раньше не приходилось слышать подобной чертовщины. В пляшущей в моем мозгу непосильной муке было больше упорядоченности, чем в разорвавшей ее какофонии. Заунывность и тоска, скрежет и всхлип, раздор и сомнение. Это была дьявольская музыка. Сама по себе она была не менее мучительна, чем физическая боль, разрывающая на части мое тело, но в симбиозе с ней она становилась воистину панацеей.
Я должен был видеть. Мысль об этом внезапно прорезала воспаленное болью восприятие. И я попытался хоть что-нибудь предпринять. И не смог найти в себе сил. Моим телом владела боль и даже хаотические звуки музыки доносились, как далекий шум прибоя через настырно бьющие звуки рок-н-ролла. И я перестал сопротивляться боли, попытался раствориться в ней, понять, принять ее.
Мне это удалось? Она оказалась разумной и пошла мне на встречу?
Я обязан был заставить свои глаза видеть. Напрягая внутренние силы, я пытался пробудиться, прорвать кокон. Сковавший меня.
Боль отступала, звуки становились слышны отчетливее, яснее, различимее. В них проявился порядок. Я уже понял, что различаю их слухом и ощутил свои веки. Одного усилия, чтобы разлепить их, было недостаточно. Когти боли сжали мою израненную душу с новой силой. Я боролся. Я разодрал неимоверно тяжелые веки, которые словно промазали красным клеем, и я увидел.
Огонь и тени. Блики пламени, делающие их непропорционально огромными в сравнении с пляшущими фигурами, выделывавшими замысловатые па. Мои наполненные кровью ноздри раздвинул отвратительный запах плесени и гнили. Я узнал это место, впрочем, как и одну из дергающихся фигур. Это была городская помойка, а я …
