1. ГЛАВА 1. ПРИГОВОР
Селяне толпились на берегу, перешептываясь в тревожном ожидании. Староста Верей сопел за спиной, сбивая меня с мысли. И не жалко ему тратить утро на подобную ерунду, забот-то, поди, хватает. Я посмотрела на водную гладь реки — сонное течение не вызывало привычного страха. Просто большое зеркало, отраженные кроны деревьев, ясное небо, яркое солнце. Макушка лета, а настоящего тепла мы еще не видели. Хороший день. Для заговора подходящий. Хотя, откуда мне знать?
— Не пересохнет, — оборвав невнятный шепот, я поднялась с коленей. На грубой ткани штанов остались зеленые разводы от примятой травы, в воде дрожало мое зыбкое отражение.
Люди неуверенно заулыбались. Не мне, друг другу. Староста кивнул, сдержанный он у нас. На «спасибо» я давно не рассчитывала, из села не выгоняют, и ладно. Пора уходить, пока, глядя на мое бледное лицо, люди не вспомнили, кто перед ними.
Я развернулась и даже успела сделать несколько шагов вверх по тропинке.
— Айка! — окликнул Верей.
Пришлось остановиться, чуть-чуть не успела уйти.
— Ты… это…того… — по лицу старосты пробежала тень, отразившая внутреннюю борьбу.
Нехорошее предчувствие холодком пробежало по спине. Что еще стряслось? Неужели догадались? Тогда обычным закидыванием камней не отделаюсь.
— Приходи вечером.
Я в изумлении подняла брови.
— На свадьбу приходи, дочь моя Ксана замуж выходит. Ты же знаешь.
Ксану я знала, и про свадьбу тоже слышала. Хотя ясности это не внесло. Раньше меня не приглашали, и никого, при условии, что гуляло все село, это не смущало. Нас с бабушкой в первую очередь. Гадай теперь, с чего такая милость.
Люди всегда нас сторонились. А если быть честной, некоторые и вовсе шарахались. Бабушка Сима была местной знахаркой — травницей. Чего особенного в том, чтобы собирать растения и применять их с пользой — в виде мазей, отваров и настоек? Много чего. Селяне за глаза именовали ее стригой[1] и тайком бегали за любовными зельями, просили навести порчу или извести соперницу.
Но если бабку Симу терпели, понимая, что без травницы на селе никак, то мне зачастую плевали вслед. Лет двадцать назад в реке нашли кузовок со спящим младенцем. Его прибило к берегу недалеко от Солодков. Людской суд тут же постановил, что это не ребенок рода человеческого, а водяное отродье. Светлые волосы и глаза — самые что ни на есть верные признаки этого. Да еще и кузовок река принесла.
Ниже Ленея впадала в один из водоемов Озерного края, считающегося вотчиной вордов[2]. То, что течением никого не могло снести из тех озер по причине направленности реки туда, а не обратно, людей не смущало. Последним неопровержимым доказательством нечестивости ребенка оказалось то, что младенец не утонул. А должен был. Самое гнусное, что во время всего этого разговора отродье, то бишь я, как ни в чем ни бывало продолжало спать. Приговор был вынесен и обжалованию не подлежал. Предать смерти и никак иначе.
