Поскольку в этой книге рассказывается о реальных событиях современности и затрагиваются религиозные темы, я хочу подчеркнуть, что это всё же фантастическое художественное произведение. Оно включает как вымышленных персонажей, так и адаптацию некоторых элементов христианского канона – всё это служит целям повествования.
Будучи православной христианкой, я понимаю, насколько важно уважать догматы и каноны. И если в этой работе я иногда отступаю от них, то не из-за неуважения или желания оскорбить верующих, а ради раскрытия тем, которые мне казалось важным осветить в этой книге.
Также предупреждаю: некоторые эпизоды, посвящённые войне, крайне тяжелы. Мне хотелось напомнить, что вооружённый конфликт – это не фильм, не видеоигра, а ужасающая, кровавая реальность, где главными жертвами всегда становятся мирные жители.
Благодарю Наташу за вычитку и исправление ошибок в тексте, чтобы книга была максимально грамотной.
Приятного чтения.
Кристель Нэан
Я лежу на холодном мраморном полу просторного холла. Рана от ножа глубока. Этот ублюдок попал точно в сердце. Если бы я не встал на пути, он наверняка убил бы малыша. Каждый вдох причиняет невыносимую боль. Я изо всех сил пытаюсь дышать, но дыхание прерывистое, и кажется, будто я задыхаюсь. Боль ужасная, с каждым вдохом она усиливается, дышать становится всё труднее. Как будто раскалённый лом пронзил мне грудь.
Я никогда не любил свою жизнь, всегда задаваясь вопросом: зачем я вообще на этой земле? Но умирать так… Это настоящий кошмар. Спиной чувствую тёплую липкую жидкость. Наверное, это кровь, хлещущая из зияющей раны. У меня даже нет сил протянуть руку, чтобы проверить.
Я всегда думал, что не буду сожалеть об этой бессмысленной жизни. Но когда его детское личико склоняется надо мной, во мне просыпается горечь. Не из-за уходящей жизни, а из-за последствий моей смерти. Кто защитит его, когда меня не станет? Кто обеспечит ему безопасность? Он останется беззащитным.
И тут я вспоминаю: он всего лишь ребёнок. Я не хочу, чтобы он видел, как я умираю. Пусть его короткая жизнь прошла среди войны, пусть он уже видел ужасные вещи, но не это. Да и кто знает, поймали ли нападавшего? Может, тот ещё на свободе, и малыш всё ещё в опасности? Ему лучше уйти отсюда. Паника заползает в мои мысли. Я пытаюсь сказать ему: «Беги, прячься!», но слова не выходят. Дыхание настолько слабое, что я не могу даже промычать что-либо.
Его ледяные голубые глаза смотрят на меня серьёзно, но без жестокости – с той тихой мягкостью, которую я видел в них с тех пор, как его официально доверили мне. В них нет ни страха, ни слёз. Неужели ужасы войны так ожесточили его, что теперь ничто не может напугать? Даже вид тела, из которого жизнь вытекает алыми реками, медленно растекающимися по безупречному мрамору холла?
