1
Первое правило Бежки гласило, что если о неприятностях не думать, то многие из них не случатся. Однако когда на рассвете он вышел из тёткиного дома, с правым башмаком приключилась беда. Вчера старый башмак просил каши, а сегодня нитки окончательно истёрлись и подошва отвалилась. Надо же, в День всех кошек, расстроился Бежка. На праздник не заявишься босиком, ноги в толпе отдавят. Как потом работать?
Ладно, на этот случай имелось правило второе: если неприятность случилась, её нужно запутать, разжевать и выплюнуть.
Хорошо, что левый башмак цел. А если бы оба?
Хорошо, что не упал, запнувшись, и нос не расквасил.
Да хорошо, что вообще цел остался после вчерашнего! И после позавчерашнего, и после поза-поза…
Бежка поёжился и прислушался к себе. Кажется, отпустило – ведь всё хорошо. Он символически пожевал и сплюнул запутанную им неприятность, потом спрятал подошву в карман, взял правый башмак под мышку и, припадая правой ногой на носок, захромал по проулку. К Мягкотопу идти не хотелось, но другой сапожник потребует четвертак, не меньше, а в пояс и так зашиты только три мурра для подземщика Полосуна, не хватает одного…
Солнце только вставало, но знакомая дверь на улице Бытовиков уже была распахнута. Изнутри доносилось:
– Тук-тук… Тук-тук…
Сапожник в кожаном фартуке сидел на основательном низком табурете с сиденьем из переплетённых ремней и постукивал молоточком, поправляя каблук на туфле, надетой на чугунную лапу. Был он худощав и усат, и от его доброй улыбки Бежке всегда так уютно становилось, будто он только что Плюшика погладил.
Бежка, одна нога в носке, вошёл в тесное помещение, пропахшее кислым запахом резины и клея.
– Дядя Мягкотоп… – Он показал оторвавшуюся подошву.
– Вижу, мальчик, вижу. Что ж, дерево осенью тоже не может удержать свои листья. – Сапожник любил сказать что-нибудь такое, мудрёное. – Давно тебя не было. Болел?
– Нет.
– Покажи-ка свой башмак…
…Бежка сидел на табуретке и смотрел, как он трудится, прошивая подошву. От Мягкотопа не несло спиртным, как от других сапожников. Говорил, что не пьёт, потому что некогда. Покончив с правым башмаком, Мягкотоп потребовал левый, поставил на него латку, сменил оба шнурка, а потом достал завернутый в бумагу бутерброд с маслом и, разломив, отдал половину Бежке.
– Не успел позавтракать, – добродушно объяснил он, и они вместе сжевали хлеб.
Бежка избегал смотреть ему в глаза, старался думать только о Полосуне. Половинка бутерброда, возможно, станет единственной едой за день. Полосун бы это одобрил.
