Внимание. Мотор. Начали. На сцену вечернего телешоу вышел Афанасий Сергеевич. Его худенькие ноги тряслись в широких штанах полосатой пижамы, однако он продолжал двигаться в сторону плюшевого дивана. На таких обычно сидят главные герои. Но Афанасий Сергеевич этого не знал, ему просто хотелось скорее куда-нибудь добраться. Сыроватый воздух вперемешку с запахом косметики приглашённых гостей туманили голову.
Наконец Афанасий Сергеевич упал на диван, словно увядший цветок, брошенный чьей-то небрежной рукой. Одинокий и полуживой, он застыл перед многоликой толпой зрителей.
А перед ним расхаживал павлином высокий телеведущий в длинном пёстром фраке. Статный и чертовски обаятельный, он вещал на три стороны зала-амфитеатра и иногда даже шутил. Два больших экрана дублировали каждое его движение.
– Кто я есть для вас? – поэтично воскликнул ведущий бархатным баритоном.
– Историк, Учёный, Предводитель! – кричала из разных углов амфитеатра публика.
– А кто мы здесь? Были бы мы вовсе? Вдыхали бы этот воздух, глотали бы жадно пищу, смотрели бы на горизонт? Вот он, наш архитектор! – ведущий кивнул в сторону несчастного гостя. – Архитектор и художник нашей свободы! Он провёл во сне целых триста пятьдесят восемь лет и наконец проснулся.
В ответ публика жалобно вздыхала. Мастерство управлять людьми было уже давно отточено. Захочет ведущий – и публика охнет, а после – засмеётся.
Маленькие, похожие на кроличьи, глазки Афанасия Сергеевича задёргались. Его пульс участился. Организм отчаянно цеплялся за жизнь после пробуждения. Гость было решил хлебнуть воды, да губы под редкой бородёнкой дёрнулись, и тоненькая струйка скатилась на шёлковую ткань пижамы.
К нему тут же подлетели какие-то люди. Пока те поправляли причёску и сушили мокрое пятно, ведущий стискивал его в крепких объятиях. Но аккуратно, по-отечески.
Афанасию Сергеевичу сделалось дурно. Ведущий остановил эфир и крикнул за кулисы: «Да будьте же вы людьми, попросите музыкантов перестать играть! Он же боится духовых».
Всё вокруг смолкло. Яркий свет сменился на синий, приглушённый. На сцену вышли врачи. Прощупали пульс. Потрогали лоб. А ведущий расхаживал рядом и обвинял всех вокруг, манерно обмахиваясь несколькими листами.
– Человек только проснулся, а вы его в студию. Изверги!
Афанасий Сергеевич вроде бы снова пришёл в себя. Встрепенулся. Глаза стали смотреть более осмысленно. Только страх по-прежнему мерцал в расширенных зрачках. Из рубки прозвучало: «Можем продолжать». И всё продолжилось: зрители легонько захлопали, музыканты тихонько заиграли (уже без духовых), а ведущий обратился в ближайшую камеру и спросил:
