Мизерия была девушкой с хрупкой, почти невидимой душой. Её тело, как и её внутренний мир, казалось порой слишком слабым для жестокой реальности, в которой ей приходилось жить. Стройная и слегка угловатая, она часто казалась потерянной среди людей, не вполне находящейся в своём мире, как будто её душа уже давно ушла в другой мир, оставив тело одиноким свидетелем.
Её волосы – длинные, чёрные, с запутанными прядями – спускались вниз, словно тёмная река, и часто скрывали глаза, когда она наклоняла голову. В их глубине можно было бы увидеть следы боли, но они были скрыты от мира. Лицо её было бледным, почти прозрачным, с едва заметными чертами, и казалось, что оно было вырезано из мрамора, бесчувственное и холодное.
Её глаза, когда они открывались, были глубокими, как ночное небо, в котором не было ни звезд, ни луны – только бездонная тьма. Но за этим взглядом скрывалась невыразимая тоска, не только от потерь, но и от пустоты, которая съедала её изнутри. С каждым днём, с каждым часом эта пустота становилась всё более явной, и Мизерия чувствовала, как её жизнь превращается в нечто лишённое смысла, как тень, что медленно растворяется в ночной мгле.
Она старалась держаться, бороться с этим чувством, но чем больше она пыталась, тем глубже погружалась в бездну отчаяния. Момент, когда всё внутри неё оборвалось, был не ярким, не страстным, а тихим – как мгновение, когда последняя искра уходит в темноту, не оставив ничего. Она больше не чувствовала боли, не страдала от боли. Лишь туман в голове, и страх, что мир больше не будет тем, что был раньше.
Мизерия медленно открыла глаза, и мир вокруг неё предстал в загадочном сером тумане. Он был не просто туманом, а словно живым, размытым и густым, как паутина, в которой застряла её душа. Каждая деталь, даже если она и была, исчезала в этом сером океане, размываясь и теряя очертания, как забытая картина. Словно сама реальность исчезла, оставив только чувство необъяснимого ужаса, что охватило её с первого пробуждения.
Тишина, чуждая и весомая, обвивала её со всех сторон. В этой тишине не было ни дыхания, ни шагов, ни звуков живых существ. Она ощущала, как её сердце бьётся с редкими, болезненными ударами, напоминая о жизни, которая, казалось бы, утратила всякое значение в этом бессмысленном мраке. Она могла бы услышать его, если бы не бесконечное молчание вокруг.
Мизерия попробовала сесть, но её тело не слушалось, а мышцы, казалось, с каждым движением становились всё более тяжёлыми и ватными, как старое, изношенное одеяло, что лежит в заброшенном доме. Каждый её жест сопровождался болезненной тяжестью, а каждая попытка восстановить контроль над своим телом казалась напрасной. Она коснулась поверхности, на которой лежала, и ощутила мягкость ткани, будто облако, но в этом не было ни утешения, ни покоя – только пустое недоумение, которое росло внутри неё. Почему, почему именно это окружение было настолько чуждое? Что случилось?