А есть предел – там, на краю земли?
И можно ли раздвинуть горизонты?
«Горизонт»
Владимир Высоцкий
Глава первая
Борис Михайлович Лабуть, коренастый мужчина без видимых признаков ожирения, стоял у
окна своего рабочего кабинета, заложив руки за спину, и задумчиво смотрел на мелко моросящий дождь. Муха, невесть откуда взявшаяся, пролетая возле его лица, резко изменила курс и нагло уселась на нос начальника районного Следственного Комитета.
Борис замер, а затем быстрым движением головы назад и вперёд с раскрытым ртом попытался поймать муху в безвыходную ловушку, звучно клацнув зубами. Муха ловко увернулась от детской выходки солидного человека и, ничуть не обидевшись на явное покушение на убийство, полетела по своим мушиным делам.
Начальник, провожая её взглядом, сказал:
– Будем надеяться, что это был последний опасный преступник, которому удалось скрыться от правосудия в ближайший месяц. Хочется уйти тихо, мирно, с почётом и уважением, и без громких «висяков».
Ведь на носу, на котором недавно сидела муха, проступало более значительное событие. А именно – пенсия. Пенсия! Сколько в этом слове для сердца нашего слилось! Правда, только для тех, у кого это самое сердце доживало до такого знакового события. А что это событие знаковое в жизни каждого человека, никто спорить, думаю, не станет. Очень важная жизненная веха. Очень. Главное, чтобы сердце человеческое до этой вехи достучалось.
Другое дело, что, когда сердца достучались и продолжают стучать в штатном режиме, люди к этой важной вехе относятся по-разному. Большинство – с радостью, меньшинство – с сожалением. Меньшинство – это те, у которых хорошие должности, с которых им не хочется уходить до боли в сердце, но с которых их вежливо могут попросить уйти с почётом. Умные, когда их просят, уходят. Не очень умные цепляются за соломинку, причём, – чужую, и тогда их уже не просят, а просто отправляют. Иногда даже с треском. И не всегда только на пенсию. Всё зависит от личной харизмы и, конечно, от номенклатурной конъюнктуры. А бывает, увы, что с венком и эпитафией.
Однако, очевидным и понятным образом, когда капитан государственного корабля поднял пассажирам вместо благосостояния пенсионный возраст, не нашлось ни одного «пьяного оболтуса», которому удалось бы по этому поводу пробиться с возмущением на телевидение или, хотя бы, в газету. Там царили всеобщее командное одобрение, ликование и бурные жидкие аплодисменты, но так и не перешедшие в народную овацию.
Борис Михайлович не ликовал. Но и не возмущался. Первое делать ему не хотелось самому, а на второе он не имел права. Юридического. Впрочем, юридического права возмущаться законами, поступающими сверху, не имеет никто. Только человеческое. И только интимно индивидуальное. В тихом и гордом уединении.
