Попаданка на свою голову…
Мир вертелся недолго. Сопровождаемый визгом тормозов, ударом, а после и острой, но короткой болью, он остановился в ледяном «ничто», подарив ужасное ощущение беспомощности в будто бы обледеневшем, застывшем в проруби теле и тихий звон в ушах, постепенно сошедший на нет и заменённый странными звуками – далёкими криками, стонами и ветром, настолько горячим, что в руки и ноги постепенно вернулась способность двигаться, а глаза открылись.
Первой, самой реалистичной мыслью, которую, однако, быстро смёл плохо соображающий мозг, было: «Пустыня!», но, поднявшись с выжженной, бесплодной земли цвета яркой охры или так нелюбимой мной куркумы, оглядев бескрайнее поле, за горизонт которого уходили стройные ряды виселиц с раскачивающимися на них ещё живыми, но какими-то полупрозрачными, бледными людьми, не прекращающими стенать и возводить тощие руки к чёрным, усыпанным красными звёздами небесам, в голове поселилось чёткое понимание: «Пекло!». Ад, как сказал бы любой нормальный человек, а не девушка двадцати пяти лет, привыкшая прятать за крепким словцом и язвительностью свой страх, коей я и являлась.
Выбрав хреновое, но единственное убежище – пошедшую глубокими трещинами стену (или, вернее, то, что от неё осталось), – подозрительно напоминавшую сооружение века этак восемнадцатого из-за имеющихся на ней обломков барельефа в виде лилий, я зажала голову между коленей, стараясь прийти в себя от того безумия, что творилось вокруг, судорожно вспоминая последние минуты нормальной жизни, радуясь лишь тому, что на фоне галлюцинаций и бреда (а что это ещё могло быть?) я не утратила память и осознание собственного Я.
Итак, меня зовут Рита, и столько, сколько я себя помнила, именно так я и просила сокращать моё слишком «литературное» и заезженное родным кинематографом имя, не перенося его полную форму из-за вечных подколов и сравнений с некой известной «ведьмой», чему также способствовала и внешность – тощая, бледная, с чёрными волосами немного ниже плеч, разве что глаза выбивались из общего, общепринятого кодекса «настоящей ведьмы» – голубые, светлые, а вовсе не с колдовской зеленью на дне радужек.
Я помнила, как вышла утром с работы – инфекционного отделения местной, богами и администрацией города забытой больнички, в которую я вынужденно устроилась уборщицей два года назад, в попытках заработать хоть что-то там, где согласились взять молодого и недоученного специалиста, продолжая своё заочное обгладывание гранита науки по специальности «менеджмент».
Помнила и то, как садилась в такси, с водителем, предпочитающим громкую музыку и лихую езду, о чём я сразу же узнала, стоило нам выехать на дорогу сквозь рощицу, ведущую от пригородной больницы до спальных районов, на улице одного из которых я снимала крошечную студию с невыносимыми соседями по подъезду, но прекрасным видом из окна – на единственный, но довольно красивый храм в округе.
