Кажется, было лето и был полдень, пахло соснами, хвоей и немного машинным маслом – это приятель Вадька хвастался новым великом, «старт-шоссе», пока его домой не загнали. Четвёртый класс позади, не хухры-мухры. Шалаш, что мы, четверо приятелей – я, Вадька, Наташка и Танька – строили весь июнь, опустел, Нату и Тату тоже позвали обедать, а я вот что-то задержался – ага, опять зовут! Бабушка из окна веранды. Иду-иду, бегу! Рыжие сандалии на босу ногу, расстегнулся правый, вечно он расстёгивается, сейчас я его…
– Не торопись, – солидно сказал пушистый кот рядом.
– Так бабушка же зовёт, – я не удивился говорящему коту.
– Зовёт. И надо спешить. Только дорога у нас с тобой дальняя.
– Дальняя? Улицу перейти!
– Не перейти, – наставительно пояснил кот, – а выйти сперва на Вторую Дачную, по ней до сквера Героев, повернуть на Первую Дачную, с неё на Осипенко, а с неё на Расковой, и уж только потом на Косую, а уж с Косой можно и к нам на Чкалова.
– Зачем? – удивился я. – Далеко так!
Коту я не удивлялся. Совершенно.
– Далеко, – согласился тот, не сводя с меня пристального взгляда. – Потому и спешить надо. Вкругаля пойдём. Посолонь… А то опоздаешь… – он сделал паузу. – К обеду опоздаешь, говорю.
– А, знаю, – засмеялся я. – Я Крапивина читал вчера. “Голубятню на жёлтой поляне”. Вот ты мне теперь и снишься. Я сплю, и ты – из моего сна! Верно?
– “Голубятню”, говоришь? – Кот почему-то отвёл глаза, задумался. – Гм, ну да, конечно. Я из твоего сна, а ты спишь. Ну, вставай, соня! Мне недосуг. Ещё дел по горло.
И мы пошли – я и пушистый кот. Прямо по Второй Дачной. Проехала мимо автолавка, белый автобусик с надписью “Latvija” над узкой щелью радиатора, свернула во Второй Дачный переулок, загудела призывно. Прополз медленно и солидно 408-ой “Москвич”, о, а вот и “Победа” дяди Пети, соседа нашего.
Однако ушли мы с котом совсем недалеко.
– Эй, задрыга!
Я вздрогнул. Рыжий Пашка, из параллельного «б», первый хулиган четвёртых классов. И с ним ещё двое, вечная парочка – Синяк с Ремнём.
– Чё, в штаны наложил вчера? – ухмыльнулся Пашка. – Махаться один на один не вышел?
– А знаешь, что с теми бывает, кто трусит да крысит, через окно раздевалки сдрищивает? – осведомился Ремень.
Ремень – здоровенный, стриженый под ноль, учителя от него все стонут.
Кота рядом со мной они словно не замечали.
– Кто крысит, тому тёмную устраиваем! – загоготал Синяк. Из всей троицы он самый хилый, но самый вредный и отчаянный.
– А с тобой, задрыга, и тёмную много чести, – Пашка сплюнул. – Мы тебя и так, при свете!
В животе липкий комок страха, и потом покрылся лоб.
