«Что там за шум?» – старик с трудом повернул голову, близоруко прищурился. Боль закогтила сердце.
– Он умирает, оставь его!
– Нет! Я должен сказать, пусти!
Короткая схватка. Братья, такие похожие, такие одинаковые, схватились друг с другом в дверях отцовской спальни.
– Дай мне спросить его, дай!.. – хрипит один, и рвется внутрь. Вместе с ним, как тряпичное, рвется сердце старика. – Дай мне спросить, почему он обрек нас на рабство? Я хочу знать, почему он лишил нас свободы выбора!
Откинувшись на подушки, старик смежил веки. Смерть кружила над ним, касалась черным крылом. В груди полыхал пожар. Недолго уже осталось. Скоро душа его растворится в сиянии пламени.
«Ты ответишь им? – слабый, возник голос. Он всегда звучал словно из-под воды, кроме того, единственного раза. Кроме тех нескольких, единственных раз, когда голос этот был настоящим. Когда обладатель его был живым. Старик застонал. Сыновья не слышали его, занятые – каждый по своему – выполнением сыновнего долга. – Ответь. Пришел их черед делать выбор».
«Я не хочу, чтобы они выбирали, – прозрачные слезы, словно роса, выступили на глазах старика. Сколько раз в жизни он плакал? Никогда, кроме тех нескольких, единственных раз, когда слепая судьба мертво смотрела на него с багрящегося золотом лика. – Это слишком… больно».
«Твои сыновья – сильны. Он вытерпят боль».
Старик плакал уже не стесняясь. Слезы язвили дряблую кожу. Огонь в груди обливался жаркими слезами.
«Моя сила сделала меня слабым, – беззвучно прошептал он. Со скрипом сжал кулаки. – Тяжкий удел победителя – не уметь проиграть. Не иметь даже возможности хоть однажды потерпеть поражение. Мои сыновья – из таких».
«Вот поэтому люди сильнее, ибо они – слабы изначально. Мы не можем им проиграть».
«Вы дарите надежду, или утешение?» – лицо старика расколола – сквозь слезы – горькая усмешка.
«Мы дарим покой. Ведь о нем ты столько лет мечтал».
«Покой», – повторил старик. Привстав на локтях, он позвал:
– Дети! Подойдите ко мне. Я держу перед вами ответ.
Глядя в избитые, непримиримые лица сыновей, старик подумал о черной птице судьбы, простершейся над ними. О пределах дозволенного и о том, что все попытки выйти за эти пределы заведомо обречены на провал. О тысяче тысяч тщетных, бесплодных попыток подумал он. И об одной единственной, что может привести к победе.
«К чему же привел мой путь?» – задумался он. Он не знал. Он помнил все, что с ним произошло, историю длинной жизни своей – от начала до конца. Он мог только поведать ее сыновьям и уповать, что они найдут в ней ответ. Надежда – все, чем он владел. Надежда – искус, коему он не смог воспротивиться.