Я люблю пироги с щавелем и творогом. Лучше всех их печет баба Нюра. А еще громко поет частушки и целует меня в макушку, поэтому бабу Нюру я тоже люблю.
Люблю приезжать на каникулы в деревню: ходить купаться на реку, кататься с горки на старой камере, рыбачить с Жекой и слушать рассказы Аленки о допотопных греках, которые то и дело воевали между собой и плавали за сокровищами. Аленкина мама – учитель истории в сельской школе. А вот Жека, наоборот – ярый поклонник народных сказок, а еще всякой мистики и деревенских врак: про заброшенную церковь у моста или старый колодец у мельницы. Стоит собраться вечером у костра – Жека тут как тут и начинает… Помимо рядового сказочника, Жека считает себя потомственным знахарем. Его прабабка в Революцию у Белых знахаркой была, лечила офицеров травяными снадобьями, рецепты которых по женской линии в семье передавались испокон веку. Прабабки давно уже нет, а вот книги остались. Женька над ними, как Кощей над златом, никому не разрешает смотреть. Даже нам с Аленкой, говорит: «Опасно для простых смертных». Ха! Бьюсь об заклад: он сам ни черта в бабкиных каракулях не разбирает, зато нос задирает.
Люблю я Васильевку и друзей своих деревенских люблю: Жеку, Аленку, Санька, Пашку и даже Митяя. Хотя он постоянно меня задирает. Встанет руки в брюки и говорит так свысока: «Что, городской, сдрейфил? Знаю я вас, столичных». Ух, так бы и дал ему промеж глаз за такое! Жека с Митяем в одном классе учатся, Аленка, как и я, на год старше – в седьмом. По правде говоря, если б не они, я бы в Васильевку так часто не ездил.
– Яшка, слышь?! Выходи гулять! – доносится от калитки.
Это Жека. Кухонные окна выходят во двор, калитку отсюда не видно, зато хорошо слышно, как друже долбит пяткой в ворота и кричит: «Яшка, выходи!»
– Ша, – отрезает баба Нюра, заметив, как я ерзаю на стуле. – Сперва ужин. Никуды твой Женька не денется. Кому я пирогов напекла, а? Вон гляди, как Маришенька справно кушает, аж сердце радуется.
Маришка – моя сестра, ей пять. Поэтому «Маришеньке» до лампочки походы на речку с пацанами, рыбалка и все такое.
– Ну, ба-а.
– Ешь, – не сдает позиций баба Нюра. – Женька, слышь?! Чего по дворам ходишь, Яшу моего баламутишь?
– Баб Нюр, пусти Яшку гулять, – кричит от ворот Жека.
– Позже выйдет, – отзывается та. – Иди-иди, неча тут. Баламут.
Не видать мне гулёшек, как своих ушей.
– Сейчас в сельпо схожу, и шуруй на все четыре стороны. Не держу, – примирительно замечает баба Нюра. – А покамест с сестрой посиди и ешь давай, не отвлекайся.
Делать нечего – жую.
