– Ты это, – сказал Трунь, подходя. – Привет, что ли.
– Привет, – сипло ответила нежить.
Вблизи, если приглядеться, конечно, плакуша была всё-таки страшноватая. Серая, с сильно вытянутым лицом, огромными беспросветно-тёмными глазами и горестно сложенным ртом. Очень худая, укутанная в грязный саван, да ещё с огромными когтями на руках и босых ногах. Одно слово – нежить!
– Извини, если потревожил, – сказал Трунь. – Я поговорить хотел…
– Что? – удивилась плакуша. – Ты, что ли, не боишься меня? Я вестница смерти, между прочим.
Последнее прозвучало почти как хвастовство. Трунь бы даже улыбнулся, если б обстановка была менее напряжённой.
– Боюсь, конечно, – с трудом сглотнув, ответил парень, – Но... я хочу поговорить. Ты... Вот я не знаю, как появляются плакуши. Ты мне можешь рассказать?
– А зачем тебе?
– Ну это… я тут решил покончить с менестрельством, вот думаю в ученики к некроманту податься. Ну и знаешь, знания какие-нибудь там лишними не будут.
Плакуша подумала, грызя грязный коготь на мизинце руки, а потом сказала:
– Одному из тех, кто в этом доме, скоро придёт пора умереть. И мне надо выть по нему, упреждая людей, что им пора проститься с этим человеком. Отдать долги, простить, если есть что прощать, и всё такое. Вечно теряю памятку. Думаю, оставила её в гробу Трояны Злотской, я вчера там плакала.
Трунь вежливо внимал.
– Плакуши – это женщины, которые были при жизни плакальщицами. Знаешь, нанимают иногда богатые, чтобы поплакали над их покойниками? Пожалостливее да погромче. Некоторые даже слёзы копят в бутылочку.
– И что, покойникам это здорово помогает? – спросил Трундеваль.
Он что-то такое, конечно, слышал, но в Шмутцваальде никто слёз напоказ не копил, да и покойников люди предпочитали оплакивать самолично, без посторонней помощи. Там верили, что душа человека жива и здорова, пока её помнят, а не пока по ней плачут. А помнить… помнить ведь и с улыбкой можно.
– Да шут кладбищный их знает, – неловко пожала плечом плакуша. – Думаешь, нашей сестре докладывают? А только души людей всё равно не здесь. Если, конечно, упокоились они правильно и честь по чести. А вот по плакушам никто не плачет. Умерли и умерли, велика беда? Вот скажи, где тут справедливость, а?
– Тебя хоть как зовут? Я вот Тру…
– Ууууыыыы! – коротко и громко взвыла плакуша. – Нежити своё имя не говори, дурень! Имя с душою связано, потянешь за него – всю душу украсть можно!
Трунь поёжился.
– Спасибо, – сказал он. – Я не знал.
Плакуша спрыгнула с забора и обошла менестреля кругом.
– Странный ты. Тебя что, мой вой не берёт?
