Гроза приближалась к Голгофе. Небо быстро затягивалось чёрными тучами; вспышки молнии всё чаще озаряли распятие тела Спасителя и разбойников, неподвижно застывших на трёх крестах, установленных на самой вершине холма. Место казни давно опустело, но из сгущающейся темноты внезапно появились две фигуры, закутанные в длинные одеяния с капюшонами, которые молчаливо приблизились к среднему кресту и опустились на колени перед истерзанной плотью друга и Учителя.
Редкие огни засыпающего Иерусалима тускло мерцали за их спинами, создавая причудливые, сказочные тени на небольшой площадке Лобного места.
Воздух был пропитан вечерней жарой и влагой; становилось трудно дышать.
Наконец один из пришедших, Апостол Иуда, отвергнув взгляд, полный любви и грусти, от распятия и положив тонкую горячую руку на плечо самого молодого ученика Христа Иоанна, первым нарушил тишину:
– Вот и всё, друг мой. Всё свершилось по Божьей воле. Иисус ушёл к Отцу, оставив в этом мире лишь Свою плоть. И тайну этой плоти…
– Плоти Слова?
– Да, Иоанн, плоти Слова, распятой на кресте. Это и есть путь, указанный людям Богом…
– И плоть Слова будет вечно нуждаться в распятии, а Дух – в воскрешении. – Иоанн судорожно проглотил комок, подступивший к горлу. – И ты первым познал эту тайну… Но ведь есть ещё и тайна тридцати сребреников…
– Я унесу её с собой. – Грустная улыбка озарила исхудавшее от бессонных ночей лицо избранного Апостола. – До определённых времён…
Голос его неожиданно дрогнул.
Иоанн, шагнув навстречу Иуде, порывисто обнял своего друга и наставника и прошептал ему на ухо дрожащим от волнения голосом:
– Пока я жив, ты всегда будешь в сердце моём, Иуда! Ты один из двенадцати, кому суждено было выпить до дна чашу деяния, истинный смысл которого скрыт от людей. Не всем оно по плечу. Ты избран Богом, и я горжусь тобой. Скорблю лишь от того, что имя твоё будет проклято на века…
