Я как раз устраивался, чтобы хорошенько вздремнуть после обеда, когда в мой кабинет ворвался Марти Фелбер.
– Боже мой! – кричал он. – Вы непременно должны это увидеть!
Я лениво откинулся на спинку кресла.
– Увидеть что? – спросил я.
Казалось, Марти вот-вот начнет рвать на себе волосы.
– Вы что, не слышали? Туда, на станцию, прибыл специальный поезд из Вашингтона. Это настоящий паровоз, черт возьми, с настоящим котлом, который вращает колеса. Мы не видели здесь паровоза пятьдесят лет!
– Но я-то видел паровозы.
– Нет, нет, этот особенный. Весь черный, с траурными лентами.
– С траурными лентами? А ну-ка, черт возьми, выйдем посмотрим.
И мы, черт возьми, вышли.
На станции мы принялись всматриваться в пустынный рельсовый путь. Где-то вдали послышался скорбный плач, а над горизонтом показалось облако розового пара, уносимого прочь под заунывные звуки.
Черный поезд выскользнул из сумеречной пелены холодного моросящего дождя.
– В нем есть пассажиры? – спросил я.
– Слышишь, плачут?
– Господи, да. Отойди.
Черный поезд, словно мрачная туча, плыл, окутанный развевающимся позади шлейфом дождя и призрачного пара.
Из локомотива продолжали вырываться клубы дыма, в то время как паровоз тащил за собой печальную вереницу вагонов угольно-черного цвета, украшенных пучками траурных ленточек вдоль крыш, из-под которых слышался шепот белесого пара, а из окон доносился непрерывный плач.
На стенке одного из вагонов было написано: «MGM».
На другом я прочел: «Уорнер бразерс».
На третьем и четвертом – «Парамаунт» и «RKO».
На пятом – «NBC».
Я похолодел с головы до пят. И обмер.
Наконец мы с Марти двинулись вдоль проходящих мимо вагонов.
Шуршали траурные ленты на крышах, а окна каждого вагона, казалось, были омыты дождем.
Пока мы неслись вдоль поезда, из паровоза снова и снова доносился до нас скорбный плач, и из окон непрестанно слышались печальные стоны.
Наконец мы дошли до последнего, самого мрачного вагона и остановились, завороженно глядя сквозь закапанное дождем большое окно.
Внутри покоился длинный, черный как ночь гроб в окружении белых цветов.
Я стоял, будто сраженный молнией, сердце сжалось, словно стиснутое в неумолимый кулак.
– Боже! – вскричал я. – Ужас! У моей бабушки в большой книге с картинками был точно такой поезд, только без надписей по бокам вроде «MGM» или «Парамаунт».
Дальше я не мог говорить, у меня перехватило дыхание.
– Господи, – изумленно прошептал я. – Гроб в окне. Он там, в гробу. Боже мой, да, это он!
Я закрыл глаза.
– Это траурный поезд Авраама Линкольна!
Откуда-то с другого конца черного как смоль поезда донесся еще один тихий вскрик. Траурные ленты всколыхнулись.
