Пролог
Ибо тот, кто познал чистоту света, видит во тьме не слуг, а изломанные души. И когда такая душа становится владыкой тьмы, сам мир замирает в ожидании.
Глава I. Последний Закат
Тишина. Та особенная, глухая тишина, что зреет лишь в забытых богом уголках мира, где время течёт иначе – не спеша, густым, как смола, потоком. 1204 год от Рождества Христова, Год Вепря по старому календарю. В одной из таких деревушек, затерянной меж стен древнего леса и суровых гор, люди испокон веков учились не бороться с миром, а договариваться с ним. Они пахали землю, растили детей и почитали богов – как светлых, так и тёмных, ибо в их мире не было места наивности. Нечисть не была сказкой; она была частью пейзажа, как дождь или снег. Её боялись, с ней заключали сделки, пред ней трепетали.
Последние лучи солнца цеплялись за остроконечные вершины елей, окрашивая небо в цвет расплавленного золота и медного купороса. Воздух, напоённый ароматом хвои и влажной земли, был прохладен и свеж. Мирабелла, стройная девушка с короткими, тёмно-фиолетовыми волосами и большими голубыми глазами, в которых часто плелась тихая грусть, стояла босиком на остывшей за день земле своего огорода, сжимая в руках плетёную корзину. В ней лежали последние собранные луковицы – твёрдые, упругие, ещё пахнущие жизнью. Но её взгляд был устремлён дальше, за линию леса, где горел закат. Ветер, нежный и ласковый, трепал её волосы. Предвкушение праздника сладкой тяжестью сжимало ей грудь.
«Совсем иной мир там, за лесом…» – мелькнула у неё мысль, но тут же растворилась, как утренняя дымка.
Словно очнувшись, она развернулась и зашла в дом. Воздух внутри был густой и тёплый, пропахший дымом очага и ароматом похлёбки, в которой щедро плавали куски кореньев и лесных трав.
– Мира, ты пойдёшь на праздник? – голос матери, мягкий и заботливый, донёсся с печи.
–С твоего разрешения, пойду, – ответила Мира, ставя корзину на грубый деревянный стол.
–Правильно, сходи, отдохни, – мать обернулась, и на её усталом лице, сохранившем следы былой красоты, расплылась добрая улыбка. – А то ты вечно занята дома.
Наступил вечер. Облачившись в своё единственное белое платье, Мира спускалась по скрипучей лестнице. Внизу, за столом, сидел отец. Его крупная, исхудавшая от тяжкого труда фигура казалась особенно массивной в тусклом свете свечи. Он тяжело опустился на лавку, и усталость будто со стуком скатилась с его широких плеч. Его пальцы, привыкшие сжимать топорище, бессознательно постукивали по грубому дереву стола. Он поднял на дочь взгляд, в котором смешались усталость, забота и суровая нежность.
