Он торчал в приемной второй час – в узеньких брючках с открытыми лодыжками, куцем пиджачке, застегнутом на одну пуговицу, с каким-то недоразумением вместо портфеля, в которое могло уместиться три листа бумаги, ни никак не бутерброд с термосом.
У него была ипотека в одном из человейников, был не вылезающий из телефона сын, была весело изменяющая ему жена.
Впрочем, он предпочитал не догадываться об изменах – так было проще жить.
Работал этот бедолага в одной из газет желтушного цвета, которые еще существовали благодаря неистребимому интересу пенсионерок к звездной жизни и самым невероятным сплетням.
У него был мягкотелый начальник со странными пристрастиями – он любил дородных женщин в носках, наступающих ему не лицо. Тогда он всхрапывал, как молодой жеребец, бился в конвульсиях и получал долгожданную разрядку.
Правда, подчиненные об этом не знали – об этом не знал никто, кроме тех самых дородных женщин в носках и меня.
Собственно, когда я сказал ему, что вижу не щеке отпечаток ступни сорокового размера в… в носке с веселенькими василечками, он сначала побледнел, потом побагровел, потом собрался наказать болтунью.
Пришлось сообщить ему несколько фактов из его жизни, про которых не знал никто вообще, даже он сам предпочел бы забыть – после чего у меня в приемной появился тщедушный молодой человек в модных узеньких брючках, куцем пиджачке, ипотекой, женой-изменницей и тупеющим от телефона сыном.
Молодой человек приходил ровно в девять утра, садился рядом с секретаршей, которая обращала на него внимания не больше, чем на секретер, и терпеливо ждал аудиенции. Емы было сказано прямо и конкретно, что разговаривать с ним никто не будет, что никакой информации, кроме той, что в открытом доступе, он не получит, но если ему платят за нахождение в моей приемной – то ладно, пусть сидит. Главное чтобы никому не мешал и не лез с глупыми разговорами и бестолковыми вопросами. Вот за это – глупые разговоры и бестолковые вопросы – он будет незамедлительно изгнан.
Вообще, конечно, представитель офисного планктона у меня в приемной выглядел несколько странно – у меня не собирались очереди экзальтированных фанатов, не толпились жаждущие немедленного исцеления, так же не было замечено тех, кто не желает выздоравливать, но радостно готов платить за внимание к своей персоне, на радость различным аферистам от психологии.
В закутке, где помещались два стула и стол секретарши, просто негде было бы разместить клиентов популярного психолога – был бы я популярным и был бы я психологом.
