– Допрыгалась, – пробормотала я, разглядывая снег на ладони. – Ничего не понимаю.
«Конечно, это сон. Иначе и быть не может. Во-первых, вчера было лето: цвели фиолетовые ирисы, сбивался в комья тополиный пух, я чихала, стоял июнь. Если лето, то было или будет день рождения. И сколько годочков мне исполнится?»
Память не спешила отзываться, а пятой точке было люто холодно и подозрительно влажно. Но я с видом деревенской дурочки продолжала сидеть в сугробе.
– Точно сплю, – соображала вслух, разглядывая сиреневых котиков на штанах, – потому что я в пижаме. Сейчас проснусь. Уже, уже… ау-у!
Зря орала. Впереди расстилалась идеально-белая снежная равнина без признаков жизни.
– Вот и сказочке конец, а кто выжил, молодец. Я умерла и п-попала в-в ад?
На всякий случай ущипнула себя за руку, подпрыгнула от боли, но не проснулась. Ноги заледенели, плечи тряслись, зубы стучали. С величайшим трудом заставила тело двигаться, но сил хватило только на то, чтобы встать на четвереньки.
В полном ошеломлении совершила разворот на сто восемьдесят градусов и еще больше удивилась. Позади меня возвышался дом: добротный, облицованный дорогим серым камнем, с мансардой под черепичной крышей, множеством разных окон, странным образом сочетающихся, с крылечком, ведущим на веранду, и, наконец, входной дверью, к которой я, приняв вертикальное положение, побежала по сугробам.
Босиком побежала. Конечно, можно было еще посидеть в снегу, размышляя о страшном:
«А вдруг там жуткие маньяки с подлыми грабителями засели?»
Рассудив в дороге, что дважды не умру, жизнь не бесконечна и всегда заканчивается одним и тем же, я преодолела веранду и рванула дверь на себя.
«Верую, что люди в доме живут прекрасные и добрые, а в комнатах – центральное отопление».
Тепло здесь было, а вот людей, кроме меня, не наблюдалось. И дом какой-то необжитый, хотя интересный. Из квадратной прихожей я попала в огромный застекленный зал, который я назвала гостиной. Она была пуста, но под ногами поскрипывал смутно знакомый дубовый паркет. Невысокая арка соединяла гостиную с небольшой комнаткой, имеющую дверь в глухое подсобное помещение.
Еще одна дверь вела в просторный, но сумрачный зал без обоев и мебели, дальше коридор и огромная задняя веранда, сплошь застекленная.
«С ума сойти! Две веранды!»
Полукруглые окна второй веранды демонстрировали вид на башню и две соседние постройки: та, что слева от башни, смахивала на охотничью избушку, а двухэтажный домик справа – на современный таунхаус. В пяти метрах от заднего крыльца моего временного пристанища имелся прозрачный забор из штакетника с такой же ажурной калиткой.
