Утро в доме №24 было таким же, как и сотни других: тёплые солнечные лучи пробивались сквозь кухонные занавески, освещая скромный завтрак семьи Фреско. Воздух пах кофе и яичницей. Люк, пятнадцатилетний парень с взъерошенными темными волосами, уткнулся в книгу, механически доедая свой завтрак. Он был кануто – «простой», человек без суперспособностей, и его мир был ограничен школой, домом и вечной настороженностью.
– Сына, а ты все взял? – голос матери прозвучал как привычный утренний ритуал.
– Да, мам.
– А поцеловать?
– Я уже не маленький мальчик, – Люк буркнул, отодвигая тарелку.
– Аа… – начала она, но он уже перебил, хватая рюкзак.
– Мам, всё, я щас опоздаю!
Дверь захлопнулась. По пути в школу он встретил Джони, своего лучшего и, по сути, единственного друга. Их дружба была скреплена общим статусом изгоев – канутов в мире, где правят каори, люди, повелевающие стихиями.
Школа встретила их гулким гулом голосов и привычным напряжением. Едва они переступили порог своего класса, как путь им преградил знакомый силуэт. Это был Каори, старшеклассник, с лицом, искаженным надменной усмешкой. От его пальцев исходил легкий запах озона.
– Что уставились, в морду захотели? – он бросил вызов, окинув их презрительным взглядом.
Люк, привыкший к подобному, ответил без эмоций, глядя куда-то мимо него:
– Ты уйди с прохода, тогда и пялиться перестанем.
– Ахахах, что ты сказал? – рука Каори вспыхнула снопом искр, и он занёс её для удара.
Люк инстинктивно сжался, но удар не последовал. В дверях появился учитель. Каори, фыркнув, отошёл, но его взгляд обещал расправу позже.
Урок шёл своим чередом, но Люк не мог сосредоточиться. Внутри всё заныло и сжалось. Волна жара прокатилась по телу, заставив его вздрогнуть.
– Можно выйти? – голос прозвучал хрипло.
Он почти бежал по коридору, вломился в кабинку туалета и упал на колени. Грудь пылала адским огнём. Сорвав пуговицы рубашки, он увидел жутковатое сияние, исходящее из-под кожи – pulsating, горячее свечение, которое расползалось по телу, как паутина. Боль была невыносимой. В панике он уперся ладонями в холодный кафель, и… кафель почернел от жара. Языки пламени вырвались из его рук, обжигая, но не причиняя боли. Он судорожно поднес руки к крану, но вода шипела и испарялась, касаясь его кожи.
Такого не бывает. Кануты не горят.
Свечение угасло так же внезапно, как и появилось. Руки были целы. Только запах гари и расплавленный кафель напоминали о случившемся. Дрожа, Люк побрёл к школьному врачу.
