Император был уже стар.
Волосы поседели, левая нога едва двигалась – отзывалось увлечение юности, катание на коньках. Он тогда часто падал, причем почему-то каждый раз на левую ногу, и, конечно, по молодости лет не обращал на ушибы внимания и не лечился.
Похоже, зря.
Этим утром императору понадобился глобус.
И он, осторожно подшаркивая, прошел в зал где стояла огромная модель земного шара – подарок германских родственников.
Окно в зале было открыто, в него врывался апрельский птичий гомон.
Император остановился.
Вытянул шею к окну, как бы раздумывая, куда двинуться дальше – к глобусу или к окну, за которым шумели и резвились птахи.
Немного помешкав, он двинулся к окну.
Весна…
Солнце так напекло подоконник, что рука императора, случайно коснувшаяся окна, дернулась от неожиданного тепла, но потом постепенно, не сразу, но все же оперлась на прогретое дерево.
У окна император задумался.
То ли запахи, то ли это солнце, а может, птичья кутерьма всколыхнули в его душе далекие-далекие дни, еще до его коронации, дни его помолвки с его единственной и самой дорогой женщиной – с его ненаглядной Алике.
И тогда весна была бурная и шумливая.
Хотя до Алике он чуть было не увлекся младшей Кшесинской. Но это было до.
До нее… до нее…
Император прислонился головой к тяжелой шторе и улыбнулся, вспомнив Красносельский театр.
«Где теперь все это? Полвека сижу на троне. Вроде, все правильно, а как бы все и не так. Нет рядом близких. Аликс – царствие ей небесное… – Император перекрестился. – Спасибо Господу, что прибрал к себе – сумасшествие ее было ужасным. И не мудрено после убийства Григория и скорой смерти Алеши, наследника. А у дочерей – ни одного внука».
Наконец он очнулся от дум и, отвернувшись от окна, подошел к огромному глобусу.
– Америка… – пробормотал он.
Повернул глобус и стал близоруко рассматривать этот континент.
Палец его, скрипя, пополз по гладкому шару. Остановился в середине северного континента, покружил там туда-сюда и двинулся выше, к Аляске.
– Штаты, Штаты… – прошептали его губы. – Семь миллионов с хвостиком получил от них дед, только и всего-то. А теперь страхом веет от этих Штатов. Даже рука чувствует это. Что они там задумали?
Ему показывали киносъемку того, что осталось от двух японских городов.
