Хороша была сиротинушка, внучка покойного лесника, Ефросинюшка! Особой красоты в ней не было. Но была в ней неизъяснимая притягательная сила. Не девица, а магнит для парней.
Толпами ходили за ней парни, добиваясь её благосклонности, однако никто не имел у неё успеха. Но однажды…
В той части дремучего леса, где стояла Ефросинюшкина избушка, в страшных зимних сумерках, напал на одинокого путника голодный медведь-шатун. Схватка медведя с путником была жестокой. Путник бросил медведю свой полушубок и пока тот, поднявшись на задние лапы, яростно рвал крепкую овчину, храбрец сумел нанести ему несколько мощных ударов своим заголенищным ножом. Смертельно раненый зверь, падая, разодрал удачливому противнику грудь. Рана груди оказалась опасной. Остановить подручными средствами кровь путнику не удалось. Кровь просачивалась сквозь наложенные на рану повязки, но путник продолжил свой путь. Вскоре он понял, что заблудился. Сумерки перешли в кромешную тьму. Вдали резко и жутко заухал филин. Ему отозвался леденящий душу волчий вой. Затравленно озираясь, путник вдруг увидел невдалеке огонёк.
Без тулупа, в изорванной на перевязку рубахе, путник, содрогаясь от озноба, двинулся на огонёк, но попал в пелену вязкой тьмы и провалился в беспамятство.
Ефросинюшка тихо сидела у окна, за которым сгущались морозные зимние сумерки. Душа Ефросинюшки обмирала от предчувствия рокового перелома в её судьбе. Она переставила свечу со стола на подоконник и всматривалась в её пламя, пытаясь увидеть в нём то, что творилось в ней самой под впечатлением последнего предутреннего сна. Ей вновь приснился часто повторяющийся сон о смелом одиноком охотнике, сражающимся с медведем-шатуном. Она ясно, как наяву, видела его мужественное лицо, её девичье сердечко трепетало и таяло под его лучистым взглядом, её тело податливо ослабевало в его крепких объятьях. Это воспоминание вернуло Ефросинюшку в состояние, навеянное тем сном, и она вдруг услышала повелительный голос из ниоткуда:
– Поспеши! – произнёс этот голос.
Голос ввёл Ефросинюшку в состояние безоговорочного подчинения. Ефросинюшка тут же метнулась к вешалке, быстро оделась, подхватила старый дедов тулуп и вышла из избы в пугающую морозную ночь. Дальше всё происходило как в её часто повторяющемся сне: Ефросинюшка выкатила из сарая большие салазки и поспешила с ними со двора, в лесную жуть, навстречу своей судьбе.