Голова раскалывалась. Острая боль колючками впивалась в основание шеи, пронзала череп изнутри раскаленными иглами, давила на веки и отдавала в переносицу. Я не могу сказать, что очнулся. Скорее, просто вынырнул из какого-то липкого забытья. Кажется, кто-то бормотал у меня над ухом и прикладывал ко лбу прохладный компресс. Но я не мог сосредоточиться ни на чем, кроме дикой боли, и сознание снова отключилось.
Очередное неприятное пробуждение оказалось чуть длительнее предыдущих. Боль не отступила, но была уже не столь острой, и я попытался понять, что со мной. Мысли вяло трепыхались, как полудохлые рыбины, и я ни на чем не мог сосредоточиться. Единственное, что я осознавал – я, похоже, серьезно болен. И за мной ухаживают. Терпкий прохладный напиток, который буквально влили в беспомощного меня, только подтвердил мое ощущение и принес небольшое облегчение.
Когда я очнулся в следующий раз, головная боль стала почти терпимой, но зато ломило всё тело. Словно кто-то выкручивал изнутри мои кости и мышцы. Я попытался разлепить веки, но перед глазами все плыло. Ничего, кроме белого цвета, разглядеть мне не удалось. Я в больнице? Но что случилось? Рядом со мной кто-то вел приглушенную беседу, и этот разговор оставлял странное впечатление. Как будто слова произносили на иностранном языке, но смысл я понимал.
Жаль, но малейшая попытка напрячь организм отзывалась тупой болью. Даже желание сконцентрироваться. Ну а поскольку в памяти еще свежи были впечатления о том, как меня ломало, я решил не рисковать и плыть по течению. В конце концов, я еще успею выяснить, что со мной произошло.
…Спустя какое-то время я уже не был в этом уверен. Собственно, я не был уверен даже в собственном здравом рассудке. Все происходящее вокруг казалось дурным кошмарным сном. И только мое мерзкое самочувствие не позволило мне слишком бурно реагировать на то, что я видел.
Все окружающее пространство вокруг было белым. Но не потому, что я находился в больнице, а потому что всё, что попадалось мне на глаза, было сделано из снега и льда. Едва заметные голубые, сиреневые и розовые блики придавали картине сюрреалистичности. Причем огромный зал, в котором я находился, был не какой-то там пещерой, неаккуратно выдолбленной в мерзлоте. Это помещение по своей красоте, могло поспорить с лучшими мировыми произведениями архитектуры и искусства. Изящные колонны, высокие своды, искусная резьба и совершенные скульптуры на гладком ледяном полу. Если это и была моя галлюцинация, то какая-то странная.
