Склизкий рыбий глаз горел в земляной траве. По всему захолустному лесу разносилось чавканье запоздалых листьев- это букашки ели землю. Соленный свет больно ударил по глазам. Незнакомец стоял и молча курил мяту, трещала травка. Лес был пуст. Лес елся. А вдалеке елись горы, елись птицы, звери, люди, насекомые, бородатые анекдоты. По миру разносилось чавканье, картавое хихиканье – как сказал бы отец- лесной жор.
Тучи жрали небо, небо жрало листья, листья жрали ветви, ветви отпивали мертвеца. Мертвец лежал в открытом гробу с закрытыми глазами, он был холоден и весел. Мертвец жрал гроб, гроб жрал смерть. Незнакомец жрал свою голову и запоздалые листья хрустели под ногами. Дети незнакомца жрали сахарную вату в цирке. Политиканы жрали школьные сочинения, студенты жрали родителей, учителей же жрали родители.
Под это чавканье всеобщего одобрения Ивану Бунину исполнилось 84 года. Отошла Русоязычная литература. Лес- вот вечная тема для классика. Лес- как символ одиночества, блуждания, пути к себе и как ни парадоксально самоедства. Поэтому лесной жор тема близкая по духу всем кто прикладывал хоть однажды к виску холодный револьвер жизни.
Как известно у стариков дни идут назад, а не вперед. Погружаясь в прошлое они все реже понимают зачем живут. Их голоса как зеленые ломтики кукурузы, ломаются на глазах у детей.
Так получилось, что Наташа хотела сдать своего отца в дом престарелых, оплатила врачам чтобы были хорошие условия. Но отец отчаянно сопротивлялся и говорил что хочет умереть дома. Наташе было на это наплевать, ей нужна была свободная комната.
И вот Иннокентия Захаровича посадили в коляску и дали бритвенный станок.
– Брей свои усы, рыжий таракан, а я тебя все равно выгоню – кипятком говорила Наташа. В том смысле, что голос ее был словно кипяток, журчащий, живой, обжигающий своею естественностью.
Иннокентий молча взял станок, но вместо того чтобы брить ус, резанул Наташу по горлу. Полилось красное, но не кровь, ржавчина, скорее, густая и обильная как неблагодарность.
Иннокентий Захарович, так же, соблюдая, гробовое молчание протер полотенцем лезвие, взял со стола трубку, и закурил, но дым тек не из трубки, а обратно, так же как и дни у стариков. Легкие Захаровича наполнились дымом, и он закрыл глаза. Но из скукоженного, сморщенного тела, вылупилась птенчиком душа. Она бархатно засмеялась, и полетела к потолку. Встретившись с душой Наташи глазами, оно сказало: «Наконец-то вижу.» Оно схватило ее за шиворот, как котенка, стукнула семь раз оземь, а потом коршуном обняла. «я прощаю тебя»– прочирикала птичка, и отпустила тварь на землю. Тварь упала на землю…
