Навстречу ему скакала не девица и не парень: что-то среднее, благодаря ухищрениям придворной моды. Так что попробуй разбери с такого расстояния, есть под кирасой грудь, али пустая она. И все же это был мальчик! Без сомнений, не могла женщина так ровно держаться в седле, неся на плечах тяжесть доспехов. Поравнявшись с ним, воин резко натянул поводья. Добротный конь, сытый, с блестящей шкурой широко раздувал ноздри, косил глаза на коленку, закованную в железо, и норовил цапнуть за нее.
Он скользнул взглядом по обмундированию всадника. Богатое седло… Если присмотреться. Уздечка и нагрудная прозвездь блестели ярко начищенным серебром, немного потертым. Доспехи были в выщерблинах и царапинах, не слишком глубоких, но легших такой густой сетью на металл, что он перестал отражать солнце. Кожа тоже была в паутине складок. Иначе говоря, сразу было и не определить, к какому сословию принадлежал воин: то ли разорившийся дворянин, то ли обыкновенный бандюга, отбившийся от шайки.
– Доброго дня, – всадник снял перчатку и протянул руку с длинными пальцами. – Я не кусаюсь, – заметил он, пока бард, которому страсть как хотелось поговорить с кем-нибудь, не мог вытянуть из себя ни слова.
– И вам того же, сир.
– Хе! Рыцарем обозвал! Ладно, нравишься ты мне, – всадник улыбнулся, обнажив крепкие лошадиные зубы. – Поехали со мной, будешь воспевать мои… Ну, не подвиги. Дела. А скоро, быть может, и подвиги. Кто знает…
– Деточка, ты кем себя возомнил? Я играл при дворе самого короля!
– А чего пешком идешь? Э! – не-рыцарь досадливо махнул рукой с зажатой в ней перчаткой и ударил коня пятками в бока. – Много пропустишь, пока под ноги смотреть будешь. Со мной и интереснее, и страну повидать сумеешь.
Всадник хрипло выматерился. Видно, тоже ему скучно было. Бард нагнал коня, так и стремившегося перейти на рысь, и взялся за стремя.
– Так тебе бард нужен?
– Дошло до утки на третьи сутки.
– Ты со мной не шути, а то такую песню сочиню, потом до конца жизни без красных щек в гостиницу не войдешь.
– Язык вырву.
– Спасибо, хоть пальцы не скормит… – пробормотал бард.
– Что? Четко говори, туговата я на ухо.
Но вот он поднял глаза на воина. Могли ли быть у мальчика эти губы, могла ли быть у мальчика эта посадка головы, могли ли быть у мальчика эти тонкие пальцы? Ее красота была красотой зрелой женщины, и бард вспыхнул красным до кончиков ушей.
– О! Миледи! Виноват, я не думал, что дама вашего возраста и статуса станет разъезжать в одиночку по нашей стране, – он поклонился до земли, сняв шляпу и подметя пером дорогу.
