У меня всегда была плохая память на лица.
Иногда я не узнавал людей, которых видел множество раз, как будто их лица – посадка глаз, очертания губ, раскрашенные по последней моде волосы – мгновенно выцветали в памяти, стоило лишь отвернуться.
Мне едва исполнилось двенадцать, когда мать отвела меня к врачу, решив, что моя странная забывчивость требует медицинского вмешательства. Я и правда часто путал ее вечно одинаковых, вечно небритых ухажеров и даже случайно назвал последнего чужим именем. После смерти отца приступы ее ипохондрии могли сравниться только с тоской по мужскому плечу, но кандидаты в будущие отцы долго не задерживались и исчезали из нашей жизни так же быстро, как из памяти. Однако «полное обследование», «поликлиника» и «медицинская страховка» оставались неизменно.
Я уже не помню, к какому специалисту она меня определила.
Он был высокий и говорил так бегло, что у меня разболелась голова после нескольких минут пристрастного медицинского допроса. Врач дал мне пару тестов, показал сумбурные картинки, заставил пройти небольшой экзамен на умственное развитие, в котором я умудрился показать унизительный средний результат, и поставил диагноз, не слишком удовлетворивший мнительную мать: «Все в порядке».
Я и сам расстроился – быть «странным» представлялось мне чем-то очень привлекательным, поскольку могло бы уместно подчеркнуть мою незаметную другим уникальность. Звали этого врача Алексей Соколовский.
Имена я запоминал всегда хорошо.
Впрочем, обнадеживающий диагноз никак не способствовал улучшению памяти.
Когда я поступал в институт – а из-за нещадного конкурса лишь одному из сотни удавалось исполнить мечту о звездах, – то волновался, что не узнаю какого-нибудь профессора с подготовительных курсов, не поздороваюсь, не улыбнусь в ответ на привередливый взгляд, и мне потом припомнят эту рассеянную невежливость на экзамене. Не знаю, чем больше привлекал меня технологический – другими планетами или возможностью наконец сбежать от матери с ее вечными болезнями, – но я так переживал из-за поступления, что не мог ни есть, ни спать, ни думать о чем-либо, кроме экзаменов. Для меня это была возможность начать настоящую взрослую жизнь – управлять кораблями, жить на орбитальных станциях, забыть о повторяющихся с монотонной регулярностью «полных обследованиях» и скучных распрях с поликлиникой из-за страховки – жизнь, в которой люди думают не только о том, чем могут болеть.
Помню, как стоял в коридоре, ожидая очереди, чтобы зарегистрироваться и получить удостоверение абитуриента.
