Артур
Холод. Какой-то дикий, просто арктический холод окружал со всех сторон, сковывал тело, проникал до костей. А я-то, дурень, думал, что после смерти ничего нет! Может, и ничего, кроме этого холода. Как у Данте…
«Открой глаза и двигайся, не то и правда окочуришься!» – рявкнул кто-то, казалось, прямо у меня в голове.
«Как, интересно, можно окочуриться после смерти?!» – удивился я про себя, но тут неподалеку раздался треск дерева, и на лицо посыпалось что-то колючее и еще более холодное, чем окружающая реальность. Глаза открылись сами собой. Солнце, снег, деревья. Любопытная белка таращится на меня с низко нависшей ветки глазками-бусинками.
«Ничего не пил, а белочка тут как тут», – подумалось невесело. Кое-как подтянув окоченевшие ноги, я сел, потом встал. Там, где опирался рукой о снег, остался кровавый след. Я поднес к глазам ладонь и какое-то время с тупым удивлением рассматривал пересекавший ее глубокий порез. Нет, никакой амнезии. Я совершенно точно помнил, где, как и зачем разрезал руку. Там, на Гард-Анча, когда пытался уничтожить мироздание. Я – Разрушитель. Разрушитель!
– Не-ет! – заорал я вслух, окончательно уверившись, что злодейка-судьба лишила меня даже возможности достойно уйти. Прыгнув с башни, я лишь хотел умереть. Тогда почему жив?! Что делаю в этом насквозь промороженном лесу?! Что еще кому-то от меня надо?
– Почему?! – закричал я снова, распугивая окрестное зверье. – Я не хочу! Не хочу, Мастер! Нет! А вот тебе, выкуси! – Я показал кукиш безучастным пронзительно-синим небесам и принялся лихорадочно шарить по карманам в поисках хоть какого-нибудь оружия. Гелисворт остался на северной башне, кинжал – на Гард-Анча, но это не все! Были еще где-то метательные дротики и… именно, что были! В карманах обнаружились лишь Вуаль Ветра и невесть каким образом вернувшийся ко мне флакон Слез Леса. Твою мать! Вот так решишь помереть, и повеситься не на чем!
Впрочем, при моем легком наряде (джинсы, жилет, рубаха – даже куртку где-то посеял!) и трескучем морозе можно просто усесться под первым деревом и дожидаться смерти. Вместо этого я побрел вперед, на каждом шагу проваливаясь в глубокие сугробы. Мой путь то и дело пересекали цепочки следов, но всегда звериных. Похоже, люди поблизости не живут. Все та же любопытная, наряженная в зимнюю шубку белка, перепрыгивая с ветки на ветку, сопровождала меня в том бесцельном путешествии. Холод пробирал до костей, и чтобы бороться с ним, требовалось что-то посерьезнее постоянного движения. Огонь, например, или хотя бы тулуп. Увы, ни того ни другого… А не все ли равно тому, кто не желает жить?! Я продолжал идти – без цели и без надежды. Просто идти, потому что ничего другого и не оставалось. Идти, пока есть силы… Потому что лечь и умереть я всегда успею.
