Дети богини Дану не спят
В люльках своих золотых,
Жмурятся и смеются,
Не закрывают глаз.
Ибо северный ветер умчит
Их за собою в час,
Когда стервятник в ущелье слетает
С вершин крутых.
Я целую дитя свое,
Что с плачем жмется ко мне,
И слышу узких могил
Вкрадчиво-тихий зов.
Ветра бездомного крик
Над перекатом валов,
Ветра бездомного дрожь
В закатном огне.
Ветра бездомного стук
В створы небесных врат
И адских врат, и гонимых духов
Жалобы, визг и вой.
О, сердце, пронзенное ветром,
Их неукротимый рой,
Роднее тебе Мадонны святой,
Мерцания ее лампад.
Ее лампад.
Дети богини Дану не спят
В люльках своих золотых,
Жмурятся и смеются,
Не закрывают глаз.
Ибо северный ветер умчит
Их за собою в час,
Когда стервятник в ущелье слетает
С вершин крутых.
гр. «Мельница», «Неукротимое пламя»
Мгла – она не тёмная и не светлая, не добрая и не злая. Она – Пустота, в которой рождаются сны и иллюзия. И только сила мысли порождает действие, а вера – зажигает огонь души.
Последний Хранитель крови драконов окинул цепким взглядом спальню, проверяя, всё ли готово к родам. Люлька, теплые пеленки, за ширмой – инструменты и кадка воды, под которой горел зачарованный огонь, чтобы поддерживать нужную температуру. Королевские врачи ожидали за дверью, в любую секунду готовые приступить к своим обязанностям. Но Хранитель знал – Колхис не позовёт на помощь никого, покуда не завершит обряд, ради которого они и затеяли эту авантюру на грани фола. И ради которого «убили» его самого, осознав, что убийца не остановится, и третья попытка может оказаться последней и самой удачной.
Сердце больно кольнуло в груди: уйти за грань, оставив новорожденное дитя здесь, в мире, где драконов уже не осталось, а потому некому будет пробудить магию рода, когда придет время. Но оставить первый мир совсем без золотой крови нельзя: истонченные кровавыми жертвами нити мироздания без подпитки иссохнут, а к чему это приведёт известно Хранителям и золотым драконам. Мгла пробудится. Круг замкнётся. И всё начнется сначала.
«Может, и к лучшему, если богиня порождений проснётся и накажет своих избалованных бессмертием первенцев», – ядовитая мысль в который раз ужалила душу.
Убить ту, которую любишь больше собственной жизни, чтобы спасти от смерти более страшной. Оставить в неизвестности ту, которую не увидишь и не вспомнишь никогда – к этому его не готовили. Не было необходимости в такой жертве. До этого времени.
Мужчина тихо вздохнул, захлебываясь воздухом, но стараясь не разбудить спящую на кровати женщину. Её золотисто-русые косы рассыпались по подушке, создавая вокруг ореол света, заставляя сердце замереть в груди, чтобы вновь забиться с новой силой, глухо и с перебоями.
