Ранним майским утром по тихой улочке города Минска шел очень странного вида человек. Чего стоил один его наряд! Широкополая шляпа с пером, сиреневый костюм, ярко-красные остроконечные туфли и белая рубашка, утопающая в пене кружев. В ухе озорно поблескивала сережка с камнем, а косичка из длинных седых волос мерно покачивалась при уверенной ходьбе.
Человек глазел на дома и машины, охал при виде вывесок, прикладывая бледные руки к изрытому морщинами лицу. Возможно, он впервые был в большом городе. Но вот что странно – обычно туристы ходят с рюкзаками и фотоаппаратами. У человека же была только изящная трость с мерцающим золотым набалдашником. Также удивительным было то, что он разговаривал с теми, кого городские жители, как правило, игнорируют – почтительно поздоровался с пробегающей мимо кошкой, а потом извинился перед небольшой стайкой голубей, испугавшихся его мягких шагов. Этих причуд, впрочем, никто не видел. Кругом было тихо и пусто – все смотрели утренние сны в теплых постелях.
Человек прошел вдоль небольшого бульвара, потом свернул за угол, споткнулся о выбоину в старом, пузырящемся асфальте и остановился перед совершенно незаметным с первого взгляда домом. Этот дом, как и незнакомец, казался чужаком в современном городе. Словно понимая это, он спрятался за высокими деревьями и резным забором из черной стали. Другие дома рядом были высокими и строгими бетонными упрямцами; этот же был 5-этажным пухлым гномом из красного кирпича. Несколько мгновений два старомодных джентльмена с интересом смотрели друг на друга, будто спрашивая, за чьими глазами-окнами мир более интересен.
Затем человек подошел к калитке, и она недовольно заскрипела под его рукой – чего, мол, беспокоишь в столь ранний час? Не обратив на нее никакого внимания, он зашел во двор, но не пошел сразу к подъездам, а остановился, с удивлением смотря на машины. Как тропические жуки, большие и яркие, они стояли в ряд и смотрели вперед блестящими глазами. Пожилой джентльмен подошел к одной из них, с интересом дотронулся до гладкой поверхности – и сигнализация радостно взорвала прозрачный утренний воздух. Она вопила, радуясь своей полезности, тому, что после ничем неприметной ночи наконец-то может обратить на себя внимание. Пришелец в ужасе шарахнулся к ближайшему дереву и… просто исчез, растворился в воздухе, будто его здесь и не было.
Лишь когда сигнализация смолкла, он вновь появился из древесной коры, как из-за темного занавеса на сцене театра. Морщинистое лицо было сердитым, но не удивленным, будто подобный трюк он проделывал уже не первый раз.
