Пожалуй, я бы мог сказать, что этот вечер был похожим на любой другой. Но, когда вокруг разрываются снаряды, а сумрачное небо окрашивает матовая пелена залпов и предсмертных криков отчаяния и боли, вряд ли такое описание будет уместным в моем повествовании. Нескончаемые дни и ночи этого хаоса постепенно становятся привычными, и человек, находящийся в круговороте чуждого адского котла, начинает с ужасом воспринимать окружающий мир как безысходную данность. Наша армия продвинулась далеко вперед, спустя год этого кровавого конфликта, конец которому не осмелился бы предрекать даже самый смелый из военных аналитиков. Цена войны слишком высока, чтобы можно было рассуждать о том, что наша миссия – избавить этот мир от скверны. За это время очень многое изменилось, кроме единственного правила любой массовой бойни – одни люди продолжали погибать, а другие зарабатывать. Неудивительно, что осознавать это неотвратимое чувство о двух сторонах одной монеты становится тяжелее с каждым днем. Фронт смог продвинуться далеко вглубь страны и наши позиции стали существенно преобладать, но, несмотря на это, людей продолжали безостановочно кидать в самое пекло. Власть имущие словно хотели заполонить трупами пространство новых территорий целиком, взяв абсолютно все под свой безоговорочный контроль. На счету нашего элитного отряда было невообразимое количество отнятых человеческих жизней, среди которых были и молодые солдаты, и повстанцы, а так же мирные мужчины, женщины и даже… Я часто закрываю глаза, в надежде не показать своих слез и не проявить свою слабость. Кем я стал? И чувствую ли угрызения совести? Возможно. Через какое-то время, находясь в этом грязном, пыльном и кровавом ужасе, ты перестаешь воспринимать жестокую реальность как нечто немыслимое и бесчеловечное. У людей есть лишь одно правило – либо ты, либо они. Иногда, по ночам, сознание погружается в страшные невыносимые сны. Женщина с ребенком тянет обожженные руки сквозь белую пелену ослепляющих взрывов, а ее глаза молят мою душу о спасении своего дитя, которое рыдает кровавыми слезами. Взор маленькой девочки настолько испуган и потерян, что сердце сильно сжимается в маленький комок, а тело невольно кидает в дрожь. Я бросаю автомат на сухие каменные руины, и пытаюсь протянуть спасительную руку в этом зловещем тумане войны. Но в этот миг снаряд, упавший с неба, разрывает людей на части и я просыпаюсь, содрогаясь в холодном поту. Мой разум настолько погряз в этих предсмертных человеческих агониях, что даже малая искра милосердия не может пробиться через опоры сострадания и собственной безысходности. Необъяснимый ужас охватывает меня каждый раз, стоит лишь открыть глаза темной ночью и почувствовать эти тягостные воспоминания, которые ещё не были стерты из сознания после пробуждения. Ведь становится ясно, что неудержимое стремление помочь несчастным не может прийти ко мне при свете дня, в этом нескончаемом круговороте жизни и смерти. Оно может постучать в неприступные стены моего разума только в самом страшном сне.
