За кроватью обычной квартиры на четвёртом этаже безликого панельного дома, почти погребенная под плотным саваном пыли, притаилась трещина в стене. Неприметный разломчик, какой в былые времена мог бы служить уютным нерестилищем для тараканов. Их полностью истребили ещё в 80-х, и теперь осиротевшие трещины в стенах грозили разве что сквозняком.
Конкретно же данная расщелина была обитаема. Размером она едва ли превосходила нору для упитанной мыши. Но к сожалению, населена она была не грызунами, а тем, что в официальной терминологии называется особой жизнеформой. Представьте себе руку, состоящую из нескольких локтевых суставов, и венчающуюся кистью с грубыми узловатыми пальцами. Жилистая, цепкая, с заскорузлой обезьяньей кожей – одного взгляда на такую хватало, чтобы понимать: её хватка смертельно опасна. Хозяина руки видно не было, можно подумать, она росла из щели сама по себе наподобие ветви из плоти. Сочленения её, казалось, лежали в беспорядке, но это был обманчивый хаос. Каждый изгиб, каждая деталь в облике этой конечности внушали брезгливость и беспокойство.
–
ОНА РЫЖАЯ!
–
Лёнь.
–
Рыжая!!!
–
Лёнь, отойди.
Казалось, что рука двигается в качестве издёвки над ним, но, вероятно, она просто реагировала на внезапный шум отодвигаемой кровати и яркий дневной свет. Сперва она слегка дёрнулась, после чего начала будто бы разминаться. Мышцы под белёсой кожей и противного вида редкими рыжими волосинами напряглись и лениво расслабились. Кисть перевернулась ладонью вниз, пальцы сжались в кулак и, хрустнув, приняли полусогнутое положение. Рука замерла....
Милиционер Лёня выл благим матом. Он вопил утробно, глаза карикатурно выкатились: пожалуй, никто не питал к рыжим такого всеобъемлюще животного отвращения как он. Понятное дело, рыжих в целом недолюбливали, а чаще так и вовсе откровенно ненавидели, но вот Лёня – это особый случай. В нём словно пробуждался первобытный инстинкт, вся его сущность озверевала. Лёня утрачивал подобие человеческого облика, едва завидев рыжего в непосредственной близости от себя. На его голове вставали дыбом волосы, а тело начинала колотить крупная дрожь.
Как это часто бывает, под кроватью годами скапливалась пыль. Теперь, посреди комьев этой самой пыли, бурых пятен от, судя по всему, спёкшейся крови и уж вовсе не пойми откуда взявшихся шматков куриных перьев, рыжая рука начала шевелиться снова. Сперва-то она проснулась и потянулась, а вот теперь уже готовилась действовать. Скорее всего, собиралась напасть, почуяв поблизости живых существ. Её движения походили на ломаные извивания противоестественной змеи, состоящей из прямых отрезков. Первые полусонные конвульсии очень быстро сменились плавными движениями, в коих внимательный зритель, если бы у кого-то внезапно нашлось желание наблюдать за этой мерзостью, смог бы заметить даже некую грацию, присущую всем хищникам.
