— Эта всё, неси другую, — заявила бабка, брезгливо швырнув дохлую мышь в ведро. Водрузила на подставку новое золотое яйцо и прикрикнула: — Да поживее!
Забрав ведро, Рябов-младший вышел из дома и отправился в дальний конец огорода. Пробрался сквозь заросли травы и остановился возле свежевскопанной полоски земли. Тут же была воткнута и лопата.
Заглянув в ведро, вздохнул, вырыл ямку и, положив в нее еще теплый трупик, засыпал землей. Сверху положил камушек. На этот раз серый. Здесь, на мышином кладбище, таких было большинство.
«Спи спокойно, малыш», — мысленно произнес он и отправился к сараю, где размещалась мышиная ферма. Золотояичный бизнес требовал больших ресурсов, и на сарай дед с бабкой не поскупились — строителям и магу-бытовику денег заплатили немало, и те постарались на славу — мыши жили в тепле и сытости. Но недолго, поскольку труд их был тяжел — попробуй-ка помаши хвостом весь день.
В обязанности Рябова-младшего помимо прочего входили кормежка и уход. Он старался не привязываться к маленьким смертникам, но не мог — они были такие славные. И совершенно не заслуживали той участи, для которой предназначались.
Любимая курица стариков — кормилица и поилица — несла яйца в чудовищном количестве, изводя по пять мышей в день, и сердце Рябова-младшего всякий раз обливалось кровью, когда приходилось нести для нее очередного разбивателя.
Самого любимого мышонка — серого с белым пятнышком на боку — он прятал в дальней клетке, чтобы не попался на глаза старикам. Мышонок вырос в красивую взрослую мышь, и Рябов всякий раз умилялся, беря ее в руки. Вот и сейчас, придя за новым беднягой, он достал свою любимицу, собираясь погладить, но тут дверь распахнулась, и в сарай ворвалась бабка.
— За смертью тебя посылать! — рявкнула она, вырвала мышь из рук и умчалась.
— Нет! Стой! — воскликнул Рябов, бросаясь за ней. — Только не она!
Но бабка его не слушала. Она вообще никого не слушала после того, как подняла хозяйство и превратилась из нищей крестьянки в богачку, у которой амбары золотом набиты. Даже дед теперь во всем ее слушался. А уж ему, Рябову-младшему, и вовсе права голоса не давали, ибо не дорос.
Обычно его это устраивало, но только не сейчас.
— Это не та мышь! Ее нельзя! — воскликнул он, забегая в избу.
— Вот еще! — возмутилась бабка, собираясь засунуть свою добычу в «махалку». — Вон какая жирная, надолго хватит!
— Нет! Это моя мышь! Я ее вырастил!
— А я вырастила тебя, поросенок неблагодарный! Кому я золотые сапоги купила? А золотую шапку? А кафтан, золотом шитый? А книжки с золотым переплетом со стишками дурацкими? Кому, а? То-то же!