* * *
Профессор Санкт-Петербургского университета Фридрих Карлович Яттс выбрался из почтового тарантаса под сентябрьскую морось, и, кутаясь в набрякший от влаги плащ, с тоской посмотрел на свои желтые лакированные штиблеты, по щиколотку утопшие в грязь, на багаж, сваленный тут же, и беспомощно огляделся. Хутор Шишовка название свое полностью оправдывал. Два десятка почерневших от времени и дождя изб, окруженных подгнившими жердями, затерялись на бескрайних просторах Российской Империи. Вплотную к изломанным лоскутным огородикам стеной подступал суровый таежный лес, простиравшийся на многие сотни верст вокруг. Единственная ниточка цивилизации – узкая петлючая дорога, не дорога – тропа, отблескивающая скопившимися в колеях ручейками, заканчивалась здесь, у ног профессора.
– Фридрих Карлович? – скорее для порядка осведомился молодой человек неслышно возникший позади.
Вряд ли в такую глушь заехал бы случайный человек.
– Прошу простить за задержку. Меня зовут Вортош.
– Это имя или фамилия?
– Имя.
– Честь имею, – профессор недовольно поджал губы. – Полагаю, неотложное дело, по которому меня сюда вызвали, стоит затраченных мной усилий.
Вортош дипломатично склонил голову набок:
– Прошу за мной.
– Черт знает что такое, – запричитал Фридрих Карлович, оскальзываясь на мокрой траве. – Я бросаю лекции, бросаю научную работу, бросаю все!.. И, не знамо зачем, тащусь в эту Тмутаракань. Сначала паровозом, после на перекладных, после на обыкновенной телеге… Вы знаете, что такое провести две недели в путешествиях по российским дорогам? Вот уж, воистину, две беды…
– Боюсь, Фридрих Карлович, – обернулся Вортош. – что здесь одной бедой меньше.
– Что же, все умные?
– Отнюдь. Просто дорог нет вовсе.
– Шутки шутить изволите, – профессор вздохнул.
Подле оседланных лошадей отирался сутулый мужичок, то и дело оглаживающий кучерявую бороденку.
– Это – Аким. Проводник из местных, – Вортош умело навьючивал кладь.
– Можно ехать, что ль? – мужичок нетерпеливо поправил на плече ремень двуствольного ружья. – Засветло б добраться.
– Позвольте! Не хотите ли вы сказать, что мне придется еще и верхом, так сказать?..
– Верст десять, – Вортош помог кряхтящему профессору взобраться на лошадь. – А после пешком…
– Все! Довольно! – запротестовал тот, размахивая руками. – Не желаю более вас слушать! Немедленно снимите меня и отправьте обратно в Петербург!..
– Фридрих Карлович! – Вортош сел в седло. – Вы изволили спросить, значима ли причина, вызвавшая ваш визит? Так вот, посмею вас заверить: да!..
Нахохлившийся, похожий на мокрого воробья Фридрих Карлович, едва переставлял непослушные ноги в презентованных Вортошем кожаных сапогах, обессилено переваливался через поваль с задранными уродливыми дланями корневищ. Аким уверенно вел сквозь непролазные дебри, огибал топи, угадывал места бродов голосистых каменистых речушек, останавливался, терпеливо ожидая медлительных своих спутников, дымил махоркой. Как он ориентировался в тайге без новомодного компаса, без карты, при небе, затянутом тучами, ведал один лишь Господь. Дважды проводник вскидывал ружье, выцеливая копошащегося в буреломе медведя, почтительно величаемого в здешних местах «хозяином». Уже в сиреневых сумерках забрезжили впереди яркие язычки костров.
