Храм рушился. Медленно, по камешку, по песчинке. Бледный мрамор колонн продолжал подпирать сводчатые потолки, в портиках журчали фонтаны, а легкий бриз, налетавший с океана, гнал по мозаичным полам золотистый песок и розовые лепестки, но вера, питающая святое место, истончалась. Так истончаются нити, удерживающие душу в измотанном долгой болезнью теле.
Их помнят, их почитают, их советов слушают, но разве так, как раньше?
Он вышел на широкую, окаймлённую перильцами террасу, откуда можно любоваться многоцветными шелками Межевого океана, раскинувшимися до самого горизонта. По правую руку, на севере вздымал скалистый гребень Хребет Аммугана.
Внизу под ногами спускались к обрывистому ущелью широкие чаши террас. Древняя Сегея дремлет на груди гор, старясь и истлевая. Храмы, толосы, статуи и стои, сокровищницы со всей Йаманарры, полные посвятительных даров. Золото, медь, серебро, электрум, сосуды со священными маслами и благовониями – все они надежно скрыты, запечатаны в испещренных морщинами трещин мраморных ладонях Сегеи. Но без должного ухода амфора, полная драгоценнейшего вина, развалится от гнета его бесценной тяжести.
Над черепичными крышами и мраморными головами носились птицы. Воздух пах нагретым камнем, белым ладаном и морской солью.
Йаманарра купается в удовольствиях и пороке, словно в океане, что раскинулся под самой подошвой Хребта, а Великий Дракон хранит ее от внешних обидчиков. Но надежнее всего от невзгод хранит Йаманарру ее собственное жирное брюхо. Он невольно скривился, вспомнив последний визит демарха* Исоса из Левдозы. Как заносчиво тот держался! Какие взгляды украдкой кидали его клевреты на светильники из кованого электрума и шитую золотом органзу занавесей. Кажется, дай им только волю… Он вздохнул. До чего же суетны нынче люди, до чего корыстны и жадны. И чем они богаче, тем суетнее, корыстнее и жаднее.
Сзади по гладкому полу зашелестели подошвы сандалий. На террасу вышел служка и поклонился:
– К вам человек, хранитель.
– Кто такой?
– Плачущий*.
От одного лишь слова кровь по жилам заструилась быстрее. Судьба, наконец, сжалилась над ним, посылая вести. Впрочем, о ее жалости рано говорить, пока не узнаешь, что кроется в послании.
