Пролог
Они пришли снова. Слух о «покинутых сокровищах» оказался живее всех, кого я отправил в ущелье за последние десятилетия. Я наблюдал из тени, как они, эти двуногие клоны жадности и глупости, подходят к моим воротам. Их вожак, весь из себя бородатый и шрамоватый, кричал что-то о гостеприимстве, но его глаза, алчные и бегающие, выдали истинную цель. Они всегда одинаковы.
Я разрешил им войти. Почему? Потому что мой замок – не просто жилище. Это фильтр. Ловушка для душ, которые мир и так бы скоро изверг за свою испорченность. Я лишь ускоряю процесс. Экономлю вселенной время.
Они вошли, и сразу же их маски «уставших путников» упали. Запахло потом, дешевым железом и той самой нечистотой, что исходит от существ, видящих смысл в блеске металла. Они уставились на серебряные кубки и канделябры, их пальцы чесались.
Я вышел к ним. Они вздрогнули, но не от страха, а от удивления. Я видел, как в голове атамана молнией пронеслась мысль: «Одинокий аристократ? Легкая добыча».
– Усталые путники, отдохните, – сказал я. Пустые слова, ритуал, не более. Их жадность уже все решила.
И они принялись за свое. Как обезьяны, хватая со стола все, что плохо лежит. Их вожак, совал в мешок мой хлебный нож с перламутровой ручкой. Жалкое зрелище. В их глазах не было ни благодарности, ни осознания опасности. Лишь животный восторг наживы.
И тогда я начал. Не из ярости. Не из голода. Из долга. Из скуки. Из отвращения к этой бесконечной пьесе, что разыгрывается у меня на глазах вот уже восьмой век.
Они пытались сопротивляться. Их клинки взметнулись – медленные, неуклюжие, лишенные истинной силы. Я двигался между ними, как ветер. Один. Хруст кости. Падение. Другой. Тихий хрип. Еще одно тело на камнях. Это даже не танец. Это процедура. Уборка.
Атаман умер с серебряным кубком в руке. Его последним выражением лица была не боль, а недоумение: почему его сила не сработала? Он так и не понял, что против настоящей силы его грубая мощь – ничто.
Последний, тот, что помоложе, по имени Фарэк, смотрел на меня с животным ужасом. Он что-то прошептал. «Пожалуйста». Слово, лишенное смысла для таких, как он. Для таких, как мы оба. Мои клыки впились в его глотку, и поток его воспоминаний хлынул в меня: темные переулки, грабежи, крики жертв… Ничего нового. Ничего чистого. Обычная грязь человеческого существования.
Я отшвырнул его опустошенную оболочку. Призрачные слуги уже ждали, чтобы утащить этот мусор к обрыву. Я подошел к окну и наблюдал, как тело Фарэка летит вниз, чтобы присоединиться к белеющей пирамиде из его предшественников.
