– Екатерина Аркадьевна, голубушка, вы снова отличились, – с отеческим видом у Павла Николаевича Протасевича не складывалось: был он чересчур молод для «голубушки», зато в голосе звучала неподдельная гордость. – Я господину полицмейстеру всё сказал, что думаю, тот и не возражал даже, обещался, что будет вас при надобности для консультаций приглашать.
Я поблагодарила его за участие и обещала непременно откликнуться на приглашение, буде действительно получу таковое: в ведомстве господина полицмейстера меня не жаловали. Зато с Павлом Николаевичем мы были почти дружны: молодой, отлично образованный купец едва ли не первым восторженно принял меня в своём доме, а потом благодаря его усилиям о «духовидческих талантах мадам Бланшар» узнали и остальные члены Всеволжского общества. И в числе прочих господин Рогожин – полицмейстер, в ведомстве которого имелся штатный некромант. Однако ж Протасевич был о нём невысокого мнения.
Дело в том, что, едва приехав во Всеволжск, я помогла упокоиться Марфе Матвеевне, маменьке Павла Николаевича, которая в прошлом году задохнулась, подавившись вишнёвой косточкой. Но не отправилась в мир иной, а задержалась в нашем, полагая, что любезному сыночку крайне потребно материнское руководство в выборе будущей жены. И принимать во внимание нынешнюю свою бестелесную ситуацию отказывалась наотрез.
Павел Николаевич не единожды обращался за помощью к полицейскому некроманту, и тот вроде бы помогал, только маменька после его ритуалов отдыхала с пару недель, а после принималась руководить взрослым сыном с удвоенной силой.
– Вы не подумайте, я маменьку люблю, – сокрушался Павел Николаевич, – только ведь это ж ненормальность какая-то. Пусть уж покойница упокоится.
Мы с Марфой Матвеевной поговорили по душам, после чего она ушла, позволив сыну жить по-своему. Расплатой за доброе дело мне и стала протекция господина Протасевича.
Нет, он, конечно, и денег от широкой купеческой души отвалил, что оказалось очень кстати: ведь почти все мои средства ушли на покупку дома. Наверное, можно было б остаться в доме тётушки, но тёмный дар требовал уединения. А какое может быть уединение с тремя малолетними кузинами и парой кузенов-подростков, которых хлебом не корми, дай только влезть под руку некроманта во время какого-нибудь ритуала?
Пока я отвлекалась на свои мысли, Протасевич уже пару раз приложился к высокому стакану в кружевном подстаканнике и что-то одобрительно промычал.
– Что вы сказали?
– Да говорю, работу чуди ни с чем не спутаешь, – проглотив ароматный чаёк с душицей, ответил он. – Знатные были мастера, умели красоту с пользой сочетать.
