Кромешную тьму комнаты залило слабым голубоватым свечением, и атмосфера мистической сказки окутала тело ее единственного жителя, бездвижно утонувшего в глубинах продавленного кресла прошлого столетия. Мрачные тени растеклись по стенам и потолку, формируя причудливые ландшафты неизведанных территорий, густозаселенных фантастическими тварями, украдкой выглядывающих своими вычурными оскаленными мордами из ущелий, пробужденными от векового сна, слегка фальшивой, монотонной рождественской мелодией. Китайский будильник, с бесчисленным набором бесполезных функций, сигнализировал о наступлении полночи, давая отсчет новому, шестому дню, шестого месяца, сего года. И помимо мистической атмосферы чуда, зафиксированной сознанием единственного присутствующего здесь наблюдателя, все оставалось таким же, как и во времена канувшего навсегда в лету – пятого числа. А до того: четвертого, третьего, второго… и так далее.
Погасший свет часов, с подсевшими батарейками, вернул сознание местного жителя в безвкусно обставленную немногочисленной мебелью минувших поколений, съемную квартиру, погрязшую в пучине холостяцкого хаоса, затхлого воздуха, обрывков разноперстных, выгоревших от солнца обоев, наклеенных в несколько, один поверх другого, слоев. Ароматы табачного дыма и дорогого алкоголя, купленного на последние деньги, никак не могли добиться того эффекта, или дать, хоть на короткое время, чувство той детской радости и счастья от чуда, которое, так внезапно и вовремя, подарил дешевый китайский будильник.
Выйдя со ступора, временный хозяин дешевого жилья, протянул руку к журнальному столику за стаканом из рельефного стекла, но пальцы, нащупав первой пачку, автоматически выдернули из нее сигарету и бессмысленным ловким движением вложили ее в рот, следом, таким же рефлекторным, неуместно резким движением, потянулись шарить шероховатую, вскрытую лаком поверхность в поисках зажигалки.
Закуривая, он окинул взглядом стены, где вновь, рожденные огнем от зажигалки, заплясали тени, без малейшей капли мистики, являющие собой, лишь осточертевшее отражение бардака. Переведя взгляд на подсвеченный столик, он подлил себе вискаря и, взяв стакан в ладонь, погрузился в навеянные размышления об относительности ощущений, восприятий и о неразрешимой дилемме холодного стакана, так приятно остужающего кожу руки сейчас и так рьяно обжигающего внутренности его содержимым потом. Чтобы добавить эмпирических фактов к своим рассуждениям, он сделал глоток, подержал принятое во рту, анализируя нарастающий приторный огонь ароматного дорого спирта, и нехотя проглотил. Сделал вытянутый жест губами, причмокнул и тут же сделал второй крупный глоток, опустошив им все содержимое рельефного сосуда.
