Четверг, 12 сентября. Город покрывает густая пелена наступающего т вечера. Солнце все ближе к горизонту, а чернильные тени все тоньше и длиннее. Лето кончилось, и постепенно жаркие дни сменяются неизбежными холодными ночами. Люди снуют вдоль тротуара, а промерзший ветер заставляет прятаться в одежду как можно глубже. Он дует без остановки, срывая первые желтые листья с деревьев и унося их вниз по улице. Рано или поздно, всем им уготовано место в водостоках.
Хрупкий листок падает с тонкой ветки и сразу подхватывается стремительными порывом, уносящим его все выше, над линиями проводов, уличных фонарей, и наконец, туда, где исчезают бетонные крыши спальных районов и начинается небо.
Серые спины панелек длинными рядами усеяли этот город, как панцири иссушенных полуденным зноем жуков. Скоро солнце исчезнет, и грядет, обволакивая бетон, тишина ночи. Кое-где в черных прямоугольниках окон стали зажигаться огни, плюясь в надвигающуюся тьму крохами света.
Со стороны горизонта надвигаются тучи.
Сейчас все наше внимание привлечено захудалым баром, клокочущем гортанными ритмами из грязного переулка. Мы идем туда, где задешево можно выпить и немного поесть, пока в немытые стекла брезжат последние лучи заходящего солнца. Несколько окон этого заведения, расположенных по уровню тротуара, выглядывают на центральную улицу, покуда остальные вперились в соседнее здание, лишенные счастья хоть раз увидеть небо. Там из старых колонок до сих пор играют зарубежные хиты восьмидесятых годов. Как сказали бы завсегдатаи – тут можно бросить кости и не думать о завтра. Погрузиться в былое, улучив шанс хоть на пару часов позабыть о своих проблемах, утонув в сизом дыме и граненом стакане.
Там все еще горят старые лампы накаливания, а со стен красуются плакаты с героями фильмов прошлого века. Время здесь словно замерло. И в это грязное, наполненное сумраком полуподвальное помещение, заходят трое.
Один был, как вырезанная из слоновой кости статуя: сам бледный, а грубые черты спокойного лица отбрасывали на стену резкие, почти карикатурные тени. Светлые волосы аккуратно зачесаны назад, но редкие пряди выбились и обрамляли высокий лоб, как вензеля на фарфоре. Губы сложены в постоянную недовольную линию. Тонкий розовый шрам рассекает волосы на правом виске, заканчиваясь почти у глаза. Этот человек был настолько высок, что наклонялся перед низким порогом, а одежда на нем болталась, как парусина на мачте в безветренный день, но никто бы не назвал эту громадину худым.
