То утро выдалось ярким и солнечным. По тротуарам, еще не расплавленным полуденным солнцем, носились стаи воробьев. Их веселые глаза и чириканье разносилось повсюду, как – будто снова наступила весна. Они словно приглашали присоединиться к их веселой игре и ждали ответной реакции так, как это могут делать только птицы и дети. Было только начало дня, когда можно наслаждаться беззаботной птичьей игрой, а вот днем, когда наступит час расплаты, придется выпрашивать хлеб на вокзале. По тротуару, не обращая внимания на пернатых, шел молодой человек упругой спортивной походкой, напоминающей гарцующего жеребца. Он предвкушал будущее свидание, о котором имел договоренность с его новой пассией, замужней женщиной, осчастливленной тремя детьми. Она тоже была спортивна, даже чересчур. Ее т-образная фигура пленила его, ему нравились гимнастки, тем более такие красивые, как она. Моложавого человека лет тридцати звали Володя. Это пошловатое имя ему не нравилось. Он предпочитал, чтобы к нему обращались Володимир, или просто Вий с учетом его поэтического дарования и в меру красивого лица, которое казалось детским и мужественным одновременно. Ирина, к которой он так бодро шествовал, была дамой расчетливой, но не по мелочам, она всегда желала всего и сразу. Это ее качество так свойственно русским красавицам, что говорить о нем, все равно, что утверждать, что масло масленое или, что солнце – это не луна. Ириска, так к ней нужно было обращаться при теплых дружеских беседах, светских разговорах в магазине или на рандеву при выгуле крикливой, взлохмаченной собачонки, была женой военного. Ее муж капитан Манеев был довольно заурядным человеком, немножко туповатым и ограниченным, как большинство военных, склонным к заимствованию излишков на складе, нудным и всегда говорящим о погоде, футболе, рыбалке со щукой в фольге, грибах, словно это было самое главное в жизни. Иногда он разбавлял свою речь совершенно несекретными сведениями о достижениях своих знакомых офицеров, которые выбились в люди. Это возвышало его в собственных глазах и делало достойным его жены. Их поженили рано, сразу после школы, родители обо всем договорились, на том тогда и сошлись. Вий поднялся на крутой холм, с которого открывался прекрасный вид на горы, поросшие лесом и освещенные солнцем. Облака оставляли на них темные пятна, и вся эта пегая масть бежала наперегонки с ветром к новой неизведанной жизни, которой так хочется вкусить молодому пылкому сердцу. Сердце действительно стало биться быстрее. Вий прошел вниз по дорожке. Спуск был крутым и длинным, но это только придало сил старшему научному сотруднику, так как запасенная на горе потенциальная энергия облегчила работу его мускулов и членов, что способствовало его продвижению к желанной пятиэтажке, затерявшейся среди себе подобных, стоящих в один ряд почти вплотную друг к другу на склоне горы. Вот он желанный подъезд, – подумал Вий. На скамейке рядом с ним сидела старушка, видимо еще не успевшая оправиться от утренней часовой разминки. Вот это совершенно ни к чему, не хватало еще засветиться у соседей, – мелькнула мысль в голове Вия, но было уже поздно. Белесые, мутноватые, серые глаза выразили подозрение. Старушка проводила Вия гипнотизирующим взглядом и когда он взялся за ручку двери сказала: они нынче дома. Какая милая старушка, столько доброты и участия, и при этом у нее полный рот своих зубов, что отвратительно, – подумал Вий и произнес: Вам пластик будет милее, он греет душу. Поднявшись на третий этаж, соискатель любовного романа позвонил. Звук был очень приятным, ласкающим слух. Дверь открылась и в дверном проеме нарисовалась Иринка, та самая с которой он познакомился вчера на юбилее научной конторы, где ему посчастливилось работать. Ее лицо светилось счастливой улыбкой. Ничего не говоря, она впустила его. На ней были черные лосины, полупрозрачная футболка через которую просвечивала молодая, упругая грудь, длинные волосы ее были собраны в хвостик и сексуально покачивались при ходьбе. Она пригласила его в комнату. Вий вошел и сел в кресло. Он посмотрел вокруг. Его поразила обстановка. В глаза бросалась красноречиво молчащая бедность, которую старательно пытались скрыть раскрытыми книгами с цветными иллюстрациями, стоящими на полках, репродукциями картин. Собственно говоря, все было как у всех: диван, круглый стол со скатертью, телевизор и что-то на полу, Вий не успел рассмотреть. Иринка, сидевшая на диване, пригласила его к себе. Он ничего, не говоря, подошел и сел рядом, прижавшись бедром к ее теплой ноге. Сильная дрожь как удар электрического тока пробежала по телу Иринки, и вся она наполнилась сладострастным, переполняющим всё её существо новым, неизведанным ранее чувством, которое так неожиданно проснулось в ней в эту секунду, и которое можно было сравнить только с абсолютным счастьем. Вий привык, что его женщины обычно расспрашивали его о работе, о том, что его волнует, но сейчас все было по-другому. Неловкая тишина, казалось, никогда не закончится.
