Ветер бросил в лицо мелкую дождевую морось, и пришлось сильнее надвинуть шляпу на глаза – широкополую, кожаную. Неизменный атрибут здешних обитателей, который лично мне всегда казался бестолковым пижонством. Впрочем, сейчас выбирать не приходилось: дождь вполне мог оказаться радиоактивным. Сильно не повредит – давно уже не те дозы в жиденьких серо-желтых облаках, но все равно приятного мало. Вот и пришлось одолжить у Джета шляпу. Тем более, ему она уже не пригодится…
Сегодня меня разбудил посреди ночи визгливый молодой патрульный и потребовал проехать с ним до одиннадцатого сектора, где его коллеги обнаружили труп Джета Рида, торговца табаком. Я, понятное дело, выдвинул встречное предложение – убираться к черту. По крайней мере, до утра. Потому что, когда пациент уже окочурился, врач может и не спешить. Патрульный заныл, что начальство спустит с него шкуру, урежет жалование, а может, вовсе сошлет за периметр. И черт возьми, мне не было его жаль – какое к дьяволу человеколюбие в третьем часу?! – но попробуйте уснуть под такой аккомпанемент.
Вот и получилось, что утром я был напрочь вымотан работой – кстати, не своей, потому как резать трупы я не подписывался – и торчал в трех секторах от дома. Подвезти полицейские не предложили: в автомобиль они меня приглашают только тогда, когда им от меня что-то нужно. Ну, чему удивляться, во всей нашей Дыре четыре машины – ценная штука. Так что обработки одежды дезактивирующим раствором мне теперь не избежать. Морока еще та.
Не подумайте, что меня вытаскивают из постели из-за каждого трупа. Этак я бы вовсе не спал. Дыра – то еще захолустье, территория небольшая, людей немного, но при этом в любом из внешних секторов ни одна ночь не обойдется без поножовщины, а то и перестрелки. Из мутной, усеянной бензиновыми кляксами речки, текущей за периметром, то и дело кого-нибудь да выловят. Обычное дело, Дыра…
Но в этот раз вся наша полиция (впрочем, немногочисленная: четыре человека) стояла на ушах. Во-первых, покойный был по здешним меркам важной шишкой, а во-вторых, очень уж странно он умер. По всему выходило, что старина Джет лег спать и вскоре не досчитался собственного сердца и нескольких литров крови. Развороченные ребра прилагались. Ну это ничего, у нас всякое бывает. Может, в табачном бизнесе объявились конкуренты?.. Удивляло другое: постель и тело оказались щедро усыпаны белыми лепестками. Ну, когда-то белыми – теперь-то по большей части грязно-бурыми. Даже живя на Центральной базе, где у последнего нищеброда доходы втрое выше, чем у здешних баронов, я никогда не видел так близко настоящих цветов, не говоря уже о том, чтобы увидеть их в таком невероятном количестве. Признаю, сочетание вышло еще то: тонкий, аромат, источаемый лепестками, мешается с тяжелым металлическим запахом крови; их красота – с уродливой гримасой, исказившей лицо мертвеца. Никто еще рта не успел раскрыть, но я уже понял, к чему идет дело.