Предупреждаю: все, что вы будете читать, – это неупорядоченная мешанина обрывков безо всякой последовательности и вопросов без ответов. И не ждите, что в конце получите простое и удобное объяснение всего происшедшего, что все вопросы найдут разрешение. От меня, во всяком случае, не ждите. Потому что я как раз не могу сказать, что же случилось на самом деле или почему и как все это началось и кончилось, да и кончилось ли вообще. Так что если вам такое не по вкусу – лучше и не начинайте читать. Я могу рассказать только то, что знаю.
Для меня это началось около шести вечера, в четверг, 13 августа 1953 года, когда я закрыл дверь своего кабинета за последним пациентом с ощущением, что день для меня еще не закончился. Иногда я даже жалею, что избрал профессию врача, потому что мои предчувствия слишком часто сбываются. На сей раз, сделав нужные записи в журнале, я прошел в препараторскую, взял немного спирта и сделал себе коктейль, что со мной бывает крайне редко. Но в тот вечер, стоя у окна и глядя вниз на Мейн-стрит, я понемногу отхлебывал из стакана. Днем я делал операцию острого аппендицита, пообедать не успел и сейчас испытывал некоторое раздражение. Я еще не привык к неупорядоченной жизни и с горечью сознавал, что день близится к концу, не обещая ни развлечения, ни отдыха.
Поэтому, когда я услышал легкий стук в запертую дверь кабинета, мне остро захотелось постоять вот так, не шевелясь, пока тот, кто стучит, не уйдет восвояси. Медсестра моя уже убежала домой – подозреваю, что наперегонки с последним пациентом – и я задержался на какое-то время со стаканом в руке, делая вид, что не намерен отвечать на непрекращающийся стук. До темноты было еще далеко, но уже сгущались сумерки. Зажглось несколько неоновых реклам; Мейн-стрит была безлюдной, в шесть тут все поголовно обедают, и меня снова обожгло чувство одиночества и печали.
Стучать не переставали, поэтому, поставив стакан на стол, я открыл дверь и замер с идиотским видом: на пороге стояла Бекки Дрисколл.
– Привет, Майлз! – она улыбнулась, довольная удивлением и радостью, которые были написаны у меня на лице.
– Бекки, – пробормотал я, отступая в сторону, – рад тебя видеть. Заходи! – Я довольно усмехнулся, пропуская Бекки через приемную в кабинет. – Это что, – спросил я, прикрывая дверь, – визит к врачу?
Мне было так приятно ее видеть, что я испытывал радостный подъем и возбуждение.
– Эту неделю мы занимаемся аппендиксами, – весело сообщил я, – так что если надо…
Она ответила ухмылкой. Фигура у нее все такая же замечательная, отметил я про себя, шагая сзади. Вообще тело у Бекки прекрасное, правда, некоторые женщины считают, что у нее слишком широкие бедра, но ни один мужчина так не скажет.
