Почему я?
Зима в этом году выдалась какая-то странная. Новый год был не за горами, а снег выпал только один раз, и то, не пролежав и суток, он съежился и растаял, не отстояв своего положенного права лежать до весны, покрывая землю, как простыней, белым саваном. Смешиваясь с ледяными косыми струями декабрьского дождя, он стыдливо сбежал, скатываясь ручьем в решетки городской канализации, оставляя после себя мокрый черный блестящий асфальт, в который были вкраплены своеобразным орнаментом последние опавшие в ноябре и не убранные нерадивыми дворниками листья. Казалось, что все – зима отступила насовсем и до весны нас ждет только пасмурная, нехолодная погода. Вот и скворец почему-то так подумал, возможно, посчитав, что справится со всеми превратностями такой зимы, а возможно, по глупости или из чувства полного несогласия с законами природы. Бунтарь, одним словом.
Каждый день утром, идя на работу, я встречал его за обычным для его популяции занятием – увлеченным копанием тонким, острым, черным клювом в пожухлой, свалявшейся, прелой листве в поисках пропитания. Завидев меня, он не убегал, на время останавливался, отвлекаясь от своего занятия и смешно вертя головой. Его глазки-бусинки смотрели на меня очень внимательно и сосредоточенно. «Почему ты не улетел, дурачок ты этакий?» – каждый раз я спрашивал его.
Этот скворец, пошедший наперекор всему, наплевав на все каноны, внушал мне чувство уважения. Понимая, что еду ему будет находить с каждым днем все труднее и труднее, я дал себе твердое обещание подкормить мужественного скворца – принести ему кусочек хлебушка, но каждый раз, собираясь бегом на работу, выскакивая в последний момент из дома, одновременно втискиваясь в куртку и застегиваясь на ходу, я забывал сделать это. Встречая скворца по ходу, задавал ему все тот же вопрос: «Почему ты не улетел, дурачок?» Скворец ничего не отвечал, только пронзительно смотрел на меня. Я же, не получая ответа от гордой птицы, торопился на автобус.
Ночью подул холоднючий, пронизывающий насквозь, до самых костей, северный ветер. Температура резко упала до минус девяти. Сегодня я не забыл о своем обещании – положил в карман заранее приготовленную горбушку черного хлеба. К сожалению, было поздно, скворец не пережил холодной ночи. Его небольшая тушка лежала на боку, вмерзшая одним крылом и скрюченной тонкой лапкой в ледяную лужу, голова неестественно вывернута. Ветер вовсю трепал пушистые перья, а черные глаза-бусинки смотрели поверх меня куда-то далеко в небо. Мне казалось, что наверняка этот храбрый, бесшабашный скворец, замерзая, в ожидании рассвета вспоминал в последние минуты перед смертью те летние денечки, когда он, резвясь, парил в высоком небе на уровне облаков, а теплые лучи солнца, ласково касаясь кончиков крыльев, согревали его ранним утром.
