На самом деле у Натки были подруги. Ну ладно, одна, зато лучшая. Правда, именно сейчас, когда вся эта ерунда началась, Лилька Горшкова уехала в отпуск, оставив Натке ключи от квартиры и указания, чем кормить кота. Просьбу подруги Натка восприняла философски. Во-первых, она была рада, что Лилька с мамой в кои-то веки куда-то выбрались. Кажется, Лилька говорила, что в горы. Какие могут горы на пять дней, Натка не представляла, ну и ладно. Главное, что хоть кто-то отдохнёт. А во-вторых, можно будет посидеть в квартире подруги в одиночестве. Когда никто не дёргает "Мам, зашей мне рукав куртки", "Мам, мне ботинки жмут", "Мам, Владька опять мою ручку украл", "Мам, Стасик сегодня на музыке ПЕЛ!" Натка любила своих сыновей. Но и ненавидела порой тоже. Слишком их бывало много на нее одну. Особенно, когда они вдруг принялись расти как на дрожжах и пребывали в состоянии перманентного голода.
Самое обидное, что она — хорошая мать и с детства приучала близнецов к самостоятельности. Уж яичницу и макароны мальчишки могли приготовить сами. Только вот десяток яиц сметали вдвоём за раз. И пачку макарон с кетчупнезом. Иногда Натка возвращалась ночью домой, заглядывала в холодильник и плакала. Прокормить двоих тринадцатилетних жирафов становилось все сложнее. Даже несмотря на то, что их отец исправно платил алименты. Целый прожиточный минимум. Его как раз хватало оплатить коммуналку и немного на еду. А ведь парням нужны зимние куртки, обувь, спортивные костюмы и тетради. А денег на все это не было никогда. Если бы не помощь бывшей свекрови, Натка бы не выжила. Но теперь у тёти Тамары появилась долгожданная внучка, и свекровь, разводя руками, сказала, что к лету, конечно, купит мальчикам сандалии, а сейчас Мирочке нужна складная коляска и бизиборд.
Натка специально загуглила: бизиборд — это такая развивающая штука со всякими замочками. У Влада и Стаса её с успехом заменяли ботинки на липучках и связка ключей. И коляска у них была одна на двоих — этакий монстр, который ни в один лифт не влезал. Коляска, впрочем, была настолько агрессивной, что её никто даже не пытался украсть из подъезда, о чем Натка втайне горько сожалела. Украли бы — можно было бы у свекров новую выпросить. Но пришлось с этой таскаться.
А в институте девушка так и не восстановилась. Обидно. Отличницей была. Планировала и в магистратуру, и в аспирантуру, а ушла только в декрет — после второго курса. В вечный.
Натка не то, что бы расстраивалась. Осталось недолго. В четырнадцать оба сына отправятся работать — хотя бы летом. Они уже давно копытами стучат и рвутся в бой: знают, что матери тяжело одной. Если станет полегче с деньгами — пойдёт на вечернее, доучится. И устроится, наконец-то, не курьером, а инженером. Не то, чтобы денег сильно больше, но все же больше. И не гоняться целыми днями в дождь и снег по немаленькому заводу.
