Мир, рождённый из сновидений, давно забыл своего Творца.
Когда-то он выплеснулся из глубин бессознательного, сотканный из мыслей, страхов и надежд, воплотившийся в землях, океанах и небесах. Люди строили и рушили империи, забывая уроки прошлого. Эльфы хранили мудрость и магию мира. Орки жили яростью и честью. А дракониты… были силой, что не знала равных, но это всё это – лишь сон, длящийся целую эпоху. Сон, который мог оборваться в любой миг.
Но однажды тьма проснулась.
Сначала это были лишь тревожные знамения, разрозненные, как обрывки забытого пророчества. В лесах эльфов, где реки всегда пели хрустальные песни, вода внезапно почернела, превратившись в густую, дурно пахнущую кровь. В глубинах горных царств гномов, где камни хранили вековую мудрость, валуны начали шептать – хрипло, надрывно, на языке, которого никто не помнил. А дети – будь то человеческие, эльфийские или даже маленькие орки – стали просыпаться в холодном поту, крича об одном и том же: об огромном оке, зияющем во тьме, о бесконечном голоде, направленном на самое сердце мира.
А потом пришли Пожиратели Снов.
Они явились из пустоты между реальностями, существа, для которых материя была лишь хрупкой плёнкой, которую можно разорвать когтями. Их появление не сопровождалось ни гулом апокалипсиса, ни огненными знамениями – лишь тихим треском, будто ломались кости самой реальности. Они ступали по земле, и трава под их ногами превращалась в пепел, воздух выцветал, как старая краска, а пространство искажалось, словно отражение в разбитом зеркале.
И в тот миг, когда первые корни Мирового Древа почернели, словно поражённые невидимой гнилью…
Я открыл глаза.
Роща Вечного Молчания.
Она стояла здесь с самого начала, с тех пор, как мир сделал первый вдох. Никто не мог войти в неё – ни эльфы с их древними заклинаниями, ни дракониты, чьи клинки могли рассекать саму магию. Ветви исполинских деревьев смыкались в непроницаемый купол, словно гигантские пальцы, сплетённые в замке. Тех, кто осмеливался нарушить её покой, ждала незавидная участь: одни исчезали бесследно, другие возвращались – но уже не теми, кем были. Пустые. Без памяти, без души, с одними и теми же словами, выдыхаемыми в предсмертном шёпоте:
«Оно не хочет, чтобы его тревожили».
Но в тот день, когда тьма начала ползти по миру, в рощу вошёл один безумец.
Алрик Вейт не верил в богов. Он верил в то, что было до них.
Седовласый, с широкими плечами, сгорбленными под тяжестью бесчисленных томов и запретных знаний. Его глаза – леденяще-синие, с расширенными зрачками, словно он слишком долго смотрел в бездну и теперь бездна смотрела в ответ. Он провёл жизнь, собирая обрывки истины, которую мир старательно забывал:
