Алеющие всполохи расцвечивали верхушки лесных деревьев. Редкие лучи умирающего Солнца пробирались всё глубже, прыгали по шершавым стволам, ласкали тонкие станы душистых трав. Погладив пушистый листик одного из растений, женская рука, отмеченная массивным золотым кольцом с видным яхонтом, дотянулась до стебелька и резко сорвала его.
– Гляди ж ты, Ванда, – обратилась владелица перстня к самой себе, – плакун-трава в такой-то чаще, да цветёт так, как не в любом поле увидишь!
Дербенник лишился своих макушек, и сорванная ботва вмиг отправилась в корзинку.
«Плакуна нашла, иван-да-марьи насобирала, осота нарезала, да траву-улику отыскала. Коль встреча не сложится, иль богатырь угрюм и неуклюж будет, так хоть клад такой до дома донесу. На Буян-острове-то, глядишь, такого разнотравья за всё лето не насобираешь! Надо только дотемна успеть, а то впотьмах дороги обратной не разберу» – шептала Ванда про себя, пробираясь по заросшей тропинке в темнеющую глубину леса. Знакомый запах заставил её остановиться. Вслед за духом гари, среди трав и папоротников поползли облака дыма. Через десяток шагов взору её открылся источник запаха: на тесной поляне посреди деревьев гуляли языки пламени.
– Ах ты ж!.. – Только и проронила Ванда и бросилась топтать горящие поленья.
– Ты что мой костёр тушишь?
Ойкнув от испуга, женщина резко развернулась. Среди зелени благородных дубов она обнаружила грузную мужскую фигуру. Сомнений быть не могло: голос принадлежал именно ему, неряшливо одетому властелину нечёсаной бороды и немытых волос, напоминающих промокший стог сена. Она отряхнула подол платья, сложила одну руку в другую и твёрдо проговорила:
– Думала, пожар в чаще. Предупредить хотела, чтобы не расползся по всему лесу. Вот сгорит он – где мне тогда травы да грибы собирать?
Мужик кивнул на корзинку и спросил:
– А ты сюда за травой какой особенной пришла?
Листики в лукошке мягко накрыла рука с турмалиновым перстнем. Его хозяйка чуть поджала плечи, горделиво изогнула шею и фыркнула:
– Не твоё лешье дело.
Он опустил озорной взгляд и весело присвистнул. После медленно вернул глаза обратно и упёрся ими в надменные зеницы собеседницы. Они молча изучали друг друга, и за время недолгого безмолвия в их лицах произошла заметная перемена, будто им обоим сообщили пренеприятную новость.
– Нет-нет-нет – выдавили они из себя одновременно, закачали головами и отвернулись в разные стороны.
Подумав с минуту, мужик грубо бросил через спину:
– Ты куда шла, туда и иди!
– А я, может, и пришла. – Послышалось ему в ответ.
– Да я вижу. Объявление, может, размыло дождём? Там не «ягиня» было написано, и не «кикимора» какая.
